Старуха нахмурилась.
— Чего уж интересного, горе одно. Налижутся и, видать, блюдце по столу гоняют. Только и слышишь, как на разные голоса выкрикивают: «Император, великий князь, наследник…» Я, правда, не видела сама, но иначе к чему такие клички?
— У Эраста Тимофеевича, очевидно, много друзей?
— Вот таскаются к нему два сопляка! И все черным ходом норовят, чтоб меня миновать.
— А такой высокий, в летах, не бывал?
— Как же, есть. Сторож кладбищенский Прохор, почитай, лет пятнадцать в друзьях ходит. Этот смирный.
Когда Громов и Сергей Сергеевич собрались уходить, старуха сказала:
— Как хочешь, Ваня, а я тебя подозреваю. Из-за твоих настырных вопросов. Веришь, нет, все мне кажется, что ты из тех, про кого Эрка говорил. Из милиции. Разуверь меня, Ваня.
Громов подумал и сказал:
— Нет, не стану разуверять. И хочу совет дать: о нашем визите сыну не говорите. На этот раз Сергей Сергеевич может и не подоспеть… А за сведения — спасибо!
— Жулик ты! — плаксиво сказала хозяйка комнаты. — И Сережа тоже жулик. Оба вы жулики. И не жалко вам старухи?
— Жалко, — серьезно сказал Громов. — Потому и говорю: молчите. И не огорчайтесь. Мы ведь у вас для святого дела побывали, Анастасия Петровна.
Внизу Сергей Сергеевич спросил:
— Зачем же вы ей открылись?
— А затем открылся, — сказал Громов, — что иначе она бы все Эрасту рассказала. А так, может, будет молчать. Вам — большое спасибо. И до свидания.
Они раскланялись и разошлись.
…Едва успев войти в кабинет, Громов достал фамильный рубль. «Головки… Большая — императрицы, на обороте — императора. Император…» Поспешно перевернул монету. «На этой стороне — великие князья, и один из них… наследник! Так… спокойно. Предположим, что «император», «великий князь» и «наследник» — это… клички. Предположим, что принадлежат они самому Редькину и его сообщникам. Если руководствоваться возрастом, «император» — это скорее всего Редькин. А «князь» и «наследник»? Может быть, это «сопляки», о которых говорила мать Редькина? Очень может быть… Итак, три человека… Следов около трупа тоже было три пары…
Громов открыл шкаф, достал несколько гипсовых слепков.
Да, каждая профессия по-своему замечательна… А вот профессия следователя порой объединяет многие специальности. Несколько дней назад, расследуя дело об отравлении, он был врачом и фармацевтом. Сегодня, идя по следам убийц сторожа, стал историком немного и чуть-чуть коллекционером.
Странная коллекция. Пожалуй, трудно отыскать вторую такую. Слепки со следов — молчаливые слепки, которые должны заговорить. Но пока они молчали.
Утреннее совещание было бурным. Волнение началось с того самого момента, когда начальник отдела предложил обсудить первые итоги по делу об убийстве сторожа.
— А итогов-то нет, — заметил кто-то с задних рядов. — Историей Громов занимается.
Поднялся шум.
— Прав Громов, — возразил старший лейтенант из контрольного отделения.
— Да бросьте! — повторил тот же голос. — Я тоже люблю историю. Но преступника надо в городе искать, а не на кладбищах или в архивах.
— И тем не менее, — сказал начальник, — итоги есть. Громов знает обстановку. Громов хорошо осведомлен о среде, которая вырастила участников этого дела. И, стало быть, — и я в это верю — этих участников найдет. Теперь о реплике насчет кладбища. Скороспелый вывод. А если шутка, то плохая. Поиск преступника начинается с места происшествия. В данном случае — с кладбища. А теперь попросим Громова доложить о самых последних фактах.
— Я получил письмо, — сказал Громов, — разрешите прочесть?
И стал читать.
«Многоуважаемый товарищ Громов!
По поручению секции прошу Вас посетить наше заседание, посвященное редким русским монетам. Не откажите в любезности подготовить краткое сообщение о Вашем открытии. Напоминаю: в нумизматике был известен один фамильный рубль, подписанный императором Николаем Павловичем. Подпись сделана среди портретов императрицы и детей. А на Вашем рубле она расположена около профиля императора. После Вашего доклада собираемся послать сообщение заграничным коллегам. Поздравляю!»
— Так что, — весело сказал Громов, — шел к нумизматам за помощью, а выходит, сам им помог.
— Выходит гак… — загадочно протянул начальник. — Только не кажется ли тебе, Иван Сергеевич, что по логике вещей подпись императора могла быть только одна? Я, конечно, могу и ошибаться, но ты все-таки над этим подумай…
…Придя в кабинет после совещания, Громов положил монету на стол, включил лампу. Вот она, эта подпись…