Героизм и мастерство испытателя иногда заключаются в том, чтобы спасти себя, когда уже нельзя спасти машину. Это не просто инстинкт самосохранения. Здесь жизнь и работа сливаются в одно — летчик должен вернуться, чтобы рассказать о случившемся. Иначе гибель машины может остаться загадкой и работу придется начинать сначала.
Уйти из гибнущей машины — это значит в доли секунды проявить все свое мужество, хладнокровие, находчивость и знание летной работы.
Сергея Анохина авиаконструктор Яковлев назвал академиком летного дела. Он наделен особым чувством воздуха, как говорят его товарищи по работе.
Однажды в полете возникла опасность взрыва. Анохин должен был покинуть самолет, но оказалось, что катапульта не работает. Выбрасываться без нее из реактивного самолета, даже при погашенной до предела скорости, — дело исключительного мастерства. Анохину уже пришлось однажды прыгать без катапульты, преодолевая силу встречного потока, но в этот раз ему предстояли еще большие трудности. Двигатели, засасывая воздух, работали в крыльях, откинутых далеко за кабиной. Их надо было миновать, прежде чем броситься в пространство. Кроме того, нужно было удержаться как можно дольше на гладком фюзеляже, чтобы сразу не понесло на стабилизатор. Анохин открыл люк и выбрался на фюзеляж. Главное теперь-ни одной ошибки. Он полз по фюзеляжу, держась за тонкую антенну, протянутую вдоль самолета. Миновал двигатели. Антенна оборвалась. Его понесло к стабилизатору. Анохин знал, что удариться шлемом и потерять сознание — значит не выдернуть кольцо парашюта. Отличный гимнаст, он сжался в комок и оттолкнулся от стабилизатора ногами. Ноги долго болели потом от толчка, но самолет ушел. Анохин открыл парашют и снова — в который раз! — благополучно приземлился.
Анохин — единственный в испытательной авиации, кто летает на всех типах реактивных машин после своего пятидесятилетия. В домашней обстановке он всегда удивляет скромностью, немного угловатой застенчивостью, как будто всю свою решимость он оставляет в воздухе. Он молчалив, разговориться может только в кругу хороших знакомых. Кроме авиации, любит спорт, езду на мотоцикле и больших собак. У него есть свои чудачества. Перед войной он был послан авиационным инструктором в Турцию. Посетили его в фешенебельном квартале Стамбула, в одном из переулков. Он выходил из дома не в дверь, а прыгал для тренировки со второго этажа в окно вместе со своей огромной собакой. Богатые турки боялись даже ходить по переулку, где живет «отчаянный русский летчик»…
Когда мы встретились с Александром Щербаковым, он считался молодым испытателем, хотя ему было около тридцати. Есть профессии, которые требуют длительного возмужания. За широкими плечами Щербакова к тому времени был опыт войны на истребителях, академия имени Жуковского, специальная школа летчиков-испытателей и не один год работы на испытательном аэродроме. Но ему поручали только самые простые дела. А он мечтал о большем.
Я давно привык к его спокойствию и сдержанному юмору, его молчаливой деликатности и уменью, когда это нужно, к серьезному отнестись шутливо, а к шутке — всерьез. Я вспоминаю его в тот вечер, когда он привез домой высотный костюм, чтобы ехать с ним утром на тренировку в барокамеру. Он примерил костюм. Высокий, с четко вылепленными мускулами, Саша был плотно обтянут зеленым капроном со шнуровкой на руках и ногах, под которой проходит шланг для сжатого воздуха, чтобы создать искусственное давление при аварии кабины на большой высоте. У самого пояса раскачивались толстые резиновые трубки, которые подключают к баллонам со сжатым воздухом. Посмотрев на себя в зеркало, он решил, что, если выйдет на улицу, за ним побежит не меньше девушек, чем за модным поэтом. В этом костюме с кислородной маской на лице он действительно был похож на человека-амфибию…
Но помню я и другой вечер, когда Щербаков открылся мне в момент одного из самых сильных переживаний, которые выпадают на долю тех, кто работает в воздухе. По случайному совпадению тот день оказался для него и значительным и трагичным.
Мы заранее договорились, что вечером, когда он вернется с работы, пойдем к знакомым посмотреть привезенный из Италии каталог очередной международной выставки живописи в Венеции.
Я позвонил ему.
— Придется отложить. Ты не подскажешь, кому звонить, чтобы поместили некролог?