Риттер грозил разнести дверь чулана. Я допил кофе и выпустил пленника. Лейтенант вышел мрачный, с поджатыми губами. Не глядя на меня, приготовил себе завтрак. Я смотрел, как он ловко выуживает из банки кусочки разогретого мяса, аккуратно подхватывает галетой стекающий жир. Меня он просто не замечал. Чтобы не поддаться искушению стукнуть его прикладом автомата по голове, я ушел. Дверь в комнату я заложил засовом снаружи.
Зимовье стояло на высоком откосе. Внизу лежало море. Погода была тихая и теплая. Мимо островка медленно передвигались огромные плиты льда, гонимые отливным течением. Горизонт был чист, и, насколько видел глаз, на север тянулись льды, разводья, льды.
Я долго стоял на откосе. Где-то за тридевять земель, у Волги, сейчас сражались мои друзья. Они погибали в открытом бою, задержав врага еще на день, час, минуту… А я? Что теперь буду делать я? Сидеть здесь на островке, сторожить каждый шаг этого долговязого лейтенанта, пока сюда не доберутся немцы? Если только до этого Риттер не перегрызет мне горло или я не пущу в него пулю.
Даже, предположим, мне удастся вытрясти из него сведения о таинственных станциях на ничьей земле, кому я сообщу их? Они все равно погибнут вместе со мной. Теперь я уже кое-что знал о Севере и понимал, что просто так, налегке, не пройти и пятидесяти километров по льду и разводьям. Как я мог так легко расстаться с собачьей упряжкой, санями…
У входа в дом я заметил маленькую пристройку, на которую не обратил внимания раньше. Проржавевшие петли замка легко вышли из гнезд. Я вгляделся в полумрак сарайчика. У стены стояли поломанные нарты и, видимо, брошенная за ненадобностью, легкая, обтянутая шкурой какого-то морского зверя лодка. Не веря такой удаче, я вытащил нарты ближе к свету. Им здорово досталось в переходах, но в моем положении не приходилось привередничать. Потом внимательно осмотрел лодку. Она тоже была потрепана, борта кое-где потерлись, но все-таки это была лодка!
Два дня я возился с лодкой и санями. Работал, до темноты, делая только короткие перерывы для еды. С островка надо было уходить как можно скорей. Я решил починить нарты и поставить на них лодку. В лодку можно погрузить консервы и галеты. Грубо прикинул ее водоизмещение. Лодка должна была выдержать нас обоих вместе с грузом и нартами.
Чтобы заменить изломанные части нарт и починить весла, я оторвал несколько досок от стола в доме — на вид самых крепких и свежих.
Риттер каждый раз встречал меня настороженным взглядом, но сам ни о чем не спрашивал, а я не собирался раньше времени посвящать его в свои планы.
Я должен довезти Риттера до первого патруля союзников. Там он расскажет, что делают гитлеровцы на ничьей земле. Я должен довезти его живым. Может быть, это хоть как-нибудь поможет тем, кто погибает сейчас на крутых, сбегающих к реке улицах города у Волги.
На третий день все было готово. Из куска брезента я вырезал широкие лямки, концы оплел канатом и закрепил у передних стоек нарт.
Уже в сумерках я нагрузил лодку. Я решил, что мы будем проходить в день около пятнадцати километров. Пусть даже десять. Через месяц мы достигнем Шпицбергена.
Даже если не удастся добраться до Шпицбергена, то я найду приют на советской полярной станции на безымянном островке. Я взял консервы из расчета по полторы банки в день на человека — всего девяносто банок, два ящика галет, немного гороха, сушеного картофеля и луку. Три банки кофе. Несколько банок сгущенного молока. Страх перед испытанным голодом требовал взять с собой как можно больше еды, но я понимал, что с тяжело груженными санями, да еще с таким спутником, как Риттер, не сделаю и двух переходов по застругам и сугробам. Кроме того, я надеялся на охоту. Возле берега на льду не раз показывались круглые головы тюленей, но пока я боялся стрелять. Чтобы разогревать пищу, я привел в порядок поржавевший примус и погрузил почти весь. запас керосина — всего литров двадцать.
Нагрузив сани, попробовал сдвинуть их с места. После некоторого сопротивления нарты тронулись. По утоптанному снегу везти их было не трудно. Все было готово.
Когда я вернулся в дом, Риттер взволнованно шагал из угла в угол. Снова грохотал военный оркестр. Я несколько раз пытался поймать советскую радиостанцию или станцию союзников, но немецкие мощные передатчики на севере Норвегии их глушили. На столе стояла пустая миска. Риттер уже поужинал.
Я поставил на плиту консервы. От мечущейся фигуры Риттера рябило в глазах, барабанная музыка раздражала. Я потянулся к приемнику.
— Погодите! — метнулся Риттер. — Сейчас будут повторять важнейшее сообщение!