Я лежал, прислушиваясь к тишине. Риттер спал. Высоко в кебе висели холодные звезды. Я вижу их как будто сквозь редкую кисею. Даже ночью зрение не восстанавливается полностью. Риттер явно начинает что-то подозревать. Он чаще обычного неожиданно останавливается во время переходов. Я уже дважды натыкался на него. Я чувствую — он весь насторожился, как зверь перед прыжком.
Завтра, судя по всему, снова будет солнечный день. И завтра Риттер наверняка сделает выводы из моего состояния.
…Вероятно, я все-таки задремал. Меня разбудил страшный треск. Мы проваливались в какую-то пропасть. Леденящий холод охватил все тело — спальный мешок был полон воды. Несколько мгновений мы яростно барахтались, пытаясь вырваться наружу, но наши судорожные рывки только глубже погружали нас в воду. Это было как в страшном сне. Отчаянно закричал Риттер.
Наконец мне удалось уцепиться за ледяной выступ. Пока я поддерживал нас обоих на поверхности воды, Риттер пытался выпутаться из мешка. Мы были накрепко спеленаты вместе. Застывшие руки соскользнули с выступа. Мы снова погрузились с головой. Но через мгновенье я почувствовал, что подымаюсь. Судорожно глотнул воздух. На этот раз за льдину уцепился Риттер. Я перевел дыхание и сжался в комок. Резким движением вытолкнул лейтенанта из горловины мешка. Следом удалось выбраться и мне.
Едва брезжил рассвет. В воде, у края расколовшейся льдины, плавали наши сапоги, одеяла, рукавицы. Я выловил и выбросил на льдину сапоги Риттера и свои унты. Потом подтащил к себе спальный мешок. Один вытащить его из воды я не мог. Риттер, наклонившись, поймал мешок с другой стороны.
Быстро расходилась широкая полынья. Трещина прошла как раз под местом нашего ночлега. Риттер прыгал, как сумасшедший, пытаясь согреться. Потом он бросился к саням. По счастливой случайности они остались на нашей половине льдины. Риттер стал торопливо выбрасывать из саней куски дерева, тряпье, керосин — все, что могло гореть.
Замерзшие руки плохо слушались. Ветер задувал спички.
— Дайте мне, — стуча зубами, проговорил Риттер.
Я отдал коробок. Риттер разжег костер с одной спички.
Пока огонь разгорался, мы бегали и прыгали вокруг. Постепенно согрелись ноги. Мы сняли одежду, выжали ее и развесили сушиться у костра.
Сами, завернувшись в одеяла, сели как можно ближе к огню. Звезды скрылись. Наш костер был, наверное, единственным пятнышком света на сотни километров вокруг. Снова послышался грохот. Казалось, рушились скалы. И еще, и еще…
— Льды, — тихо проговорил Риттер. — Осенняя подвижка.
Он невольно придвинулся ко мне.
Костер догорал. Одежда наша высохнуть как следует, конечно, не успела, пришлось натягивать сырой комбинезон и мокрые унты. Тело бил озноб. Мы нагребли высокий снежный вал вокруг костра и накрыли его сверху брезентом. Здесь мы были защищены от ветра, но озноб не проходил.
— Грелки! — вдруг крикнул Риттер. — Где грелки?!
Мне показалось — он бредит.
— Какие грелки?
— Химические! Они были в моем рюкзаке. Где они?
Риттер притащил из саней свой рюкзак. Со дна посыпались белые пакеты с неизвестным мне порошком.
— Вот они! Почему вы молчите?
— Я берег их на крайний случай, — сказал я.
Риттер посмотрел на меня, как на безумного. Откуда мне было знать, что это химические грелки? Во всяком случае, хорошо, что я их сберег до сегодняшнего дня.
Грелки оказались замечательными. Стоило их намочить, как они начинали нагреваться ровно и сильно. Под нашей влажной одеждой они действовали отлично. На остатках догорающего костра мы вскипятили воду. Я всыпал в котелок треть банки кофе. От крепкого обжигающего напитка по всему телу растеклось блаженное тепло. Мы возвращались к жизни.
Риттер вдруг окинул меня внимательным взглядом. Потом поднялся. Вышел из убежища. Я следил за ним, приподняв брезент. Риттер, пытливо оглядываясь по сторонам, прошелся по льдине. Заглянул в сани. Не спеша вернулся обратно. На губах у него появилась странная усмешечка.
— Что-нибудь потеряли? — спросил я.
— Да. Вы не знаете, где мой автомат?
Он так и сказал: «мой автомат».
Я машинально схватился за грудь. Автомата не было.
Я потерял его во время вынужденного купания. У меня теперь остался только пистолет.
В прорезиненном мешке Дигирнеса лежал запасной магазин. При свете угасающего костра я вычистил парабеллум. Перезарядил обойму сухими патронами от автомата. К счастью, они были одного калибра. Риттер, не говоря ни слова, внимательно следил за моей работой. Я спешил. Мне нужно было закончить ее до того, как взойдет солнце.
Холодное неумолимое солнце подымалось над миром. Привычная боль возвращалась. Дальше идти вслепую я не мог.
Я сказал Риттеру, что надо сделать дневку. Лейтенант пристально посмотрел ка меня.
— Может быть, нам пора вернуться?
— Нет, просто надо немного отдохнуть.
— Вы уверены, что отдых вам поможет?
Я не ответил. Притащил в нашу палатку примус, канистру с керосином, несколько банок консервов. Может быть, через день-другой мне станет легче. Риттер замешкался снаружи. В блаженном полумраке я прикрыл глаза.
Не знаю, сколько прошло времени, но я пришел в себя, как от внезапного толчка. Риттера рядом не было.
— Риттер! — крикнул я.
Никто не отозвался.
Сердце сжалось от предчувствия. Где-то совсем рядом Риттер сторожит мое первое неверное движение. Я выглянул из-под брезента. По глазам ударил обжигающий свет. Прикрывшись от солнца, я оглядел льдину. Риттера не было. Я вылез из палатки. Глаза застилал туман. И в последний момент, когда уже весь мир заволакивала плотная серая пелена, мне показалось, что за санями мелькнула и тут же скрылась тень.
Пока у меня был автомат, Риттер боялся случайной пули. Теперь он решил вступить в борьбу.
Я шагнул к саням.
— Выходите, Риттер! — громко произнес я. — Что это вам вздумалось играть в прятки?
Я действовал наудачу, но Риттеру негде было больше укрыться на этой белой равнине.
Лейтенант молчал. Я сделал еще шаг. Теперь уже нельзя было отступать.
— Перестаньте валять дурака. Выходите!
Риттер не отзывался. Я расстегнул кобуру. Убрал ли я топор после того, как возился у костра?
— Слышите, Риттер? А ну, подымайтесь!
В напряженной тишине я пытался уловить малейший шорох. Все было тихо. Но, быть может, именно сейчас он подкрадывается ко мне с противоположной стороны.
Я вынул пистолет.
Если Риттер сейчас не отзовется, я проиграл. Может быть, отступить? Укрыться в палатке, залечь, как в берлоге, предоставить действовать противнику, ждать его удара…
К черту! Не будет так. Сейчас решится наш поединок. Я поднял парабеллум.
И тут послышался неясный звук. Нет, это был не шорох. И не звук шагов. И не крик птиц. Звук креп, он приближался. Я поднял голову. Я не мог ошибиться — гудели моторы. Моторы самолетов…
Звук шел с юго-востока. Они летели на запад! Звук этих моторов я бы отличил от тысячи других — это были моторы нашего завода. И сейчас они ровно и сильно гудели надо мной.
Я закричал что-то бессвязное. Выстрелил в воздух. Они летели на запад! Жива, жива была Россия! Она сражалась! Она шла в бой!
— «Петляковы»! — задыхаясь, крикнул я. — «Петляковы»! Родные!
Теперь я не боялся ста тысяч Риттеров.
Невдалеке послышалось изумленное восклицание. Риттер, видно, был потрясен не менее меня. Теперь он, вероятно, не сомневался в моем зрении. Но мне сейчас было не до него. Я стоял, поворачивая голову вслед удаляющимся на запад самолетам, и по лицу моему текли слезы.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Удача никогда не приходит одна. К полудню поднялся ветер. Небо заволокло, повалил снег. Идти было невозможно.