…Жаль расставаться с Топраком. Взобравшись на башню, так хорошо слушать ветер, сосредоточенно и значительно шуршащий в щелеватой пахсе, и смотреть, как удлиняются прозрачные фиолетовые тени, смягчая й пряча следы разрушений. Четче обозначаются рельефы стен, ниши, ступеньки лестниц, сводчатые перекрытия, арки, миниатюрные бассейны во двориках, троны зала царей, настенные медальоны гарема, глиняные фигуры зала побед. От этого Топрак становится еще одухотвореннее и таинственнее.
1* С. П. Толстов, По следам древнехорезмийской цивилизации.
Тысячи замков
(Авеста)
Чтобы почувствовать «ход истории», чтобы понять, какие сложные события привели к исчезновению жизни в Топрак-калинском дворце, а позже в городе и во всей округе, надо проехать километров 60 на юго-восток от Топрака к мертвому оазису Беркут-кала, в современный район Кырк-кыза.
В очень ясные дни с башен Топрака даже можно разглядеть эту «страну тысячи замков».
От города Кята — новой столицы Хорезма — мало что сохранилось до наших дней. Зато в Беркут-калинском оазисе не осмотришь и за неделю всех крепостей, крупных и мелких замков, укрепленных усадеб. На протяжении 17 километров в длину, шириной в 2–3 километра протянулась вдоль арыка эта когда-то густозаселенная округа.
После гигантского единого города Топрака, после обширных открытых усадеб Аяза, защита которых возлагалась на гарнизон специальной крепости в горах, поражает обособленность и воинственность каждого сооружения. Не только крупные замки, но и самые мелкие усадебки — самостоятельные крепости. Грозные башни-донжоны, мощные оборонительные глинобитные стены. За такими стенами люди жили в постоянном страхе, каждую минуту готовые отразить врага. Но почему они готовились к обороне не сообща всем государством, а каждый «сам по себе»? Должно быть, больше, чем иноземиТев, люди боялись друг друга, защищаться им приходилось от соседей, от внутреннего врага.
Замки покрупнее расположены на узлах каналов. Мелкие усадьбы на охвостье арыков. В любой момент владелец замка мог «запереть воду». А без воды — голодная смерть. Понятно, что бывшие до сих пор свободными земледельцы — члены общины не мирились с нозым порядком и с оружием в руках отстаивали свое право на жизнь.
Борис Васильевич Андрианов, сам того не замечая, впадает в печальную задумчивость, разглядывая составленные им карты. Его канальчики, садики, огородики заносятся песками. До сих пор он вымерял непрерывный рост каналов. Люди наступали на пустыню.
Теперь пустыня наступает на людей. Гибнут сады, сгорают виноградники, разбегаются люди. Вода не достигает Топрака, и последние обитатели покидают родной город. Нет воды и на Кой-Крылгане. Угасла вся античная ирригация на левобережье Аму-Дарьи. Некому поддерживать каналы. Людям не до того! И Аму-Дарья жестоко мстит за это, отворачиваясь от людей. Плодороднейшие поля покрываются панцирем такыров. Ползут из глубины пустынь жадные барханы. Черные смерчи и раскаленные бураны разгуливают над мертвой землей. Дэв Апаоша — злобный дух засухи, голода и мора, теснит гордого хорезмийского всадника.
И так происходит по всей Средней Азии.
Разваливается, раздираемое противоречиями, рабовладельческое общество Востока. В обстановке кровавых гражданских войн, усобиц, хозяйственной разрухи, набегов иноземцев рождается новый, феодальный строй.
Ничем не брезгует знать, лишь бы удержать власть, подавить антифеодальные наступления хорезмийцев. Чтобы расправиться с мятежником Хуразадом, хорезмшах предает свой родной народ, вступая в сговор с Ибн-Кутейбой — военачальником арабов. Четыре тысячи пленных умертвил Кутейба, залив кровью хорезмийские земли.
В 712 году арабы полностью захватывают Хорезм.
«И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех ученых, что были среди них, — так что покрылось все это мраком, и нет истинных знаний о том, что было известно из их истории…» — говорит величайший ученый средневекового Хорезма Бируни.
1* Из Авесты.
«Вы из какого племени?»
Двенадцать, веков мертвели земли Беркута. И грозные замки феодалов и усадьбы земледельцев стали приютом шакалов, ящериц, сов. В пахсовых трещинах скопились птичьи перья, сухие прозрачные змеиные выползины. В оплывшей бойничке куст саксаула обвит полусонной змеей… Красноречивый эпилог многих человеческих трагедий, судеб народных, борьбы и страстей!
Но в проломе молчаливо-скорбной крепостной стены сияет живыми красками хлопковое поле. Красноватым, темно-зеленым, бурым, пронизанным белыми вспышками бывает оно в осеннюю пору. Комбайн с полными бункерами и ярко-желтое платье водительницы в обрамлении блекло-охристых древних стен — пейзаж XX века! Сейчас машина развернется, и мы увидим Молодое улыбающееся лицо Гюльзадэ Баяновой. Нет, она не улыбается. Лицо ее, торжественное и серьезное, в мелких росинках пота. Не будем ее окликать, чтобы не мешать ей. Это поле вспахивала она сама. И засевала сама — первая трактористка колхоза. И сейчас один день ее труда заменяет два месяца работы колхозника, собирающего хлопок вручную…
Комбайн и Гюльзадэ — это тоже история.
Когда впервые в 1937 году приехал на Кырк-кыз отряд археологов, его встретила пустыня во всей кзылкумской дикости. Сквозь тяжелые пески на верблюдах пробивалась экспедиция к развалинам крепостей и замков.
В 1941 году начали колхозники в этом районе первое наступление на пустыню…
Недавних кочевников рода Кете, племени Шуменей — казахов с урочищ Аяз-калы, знавших только охоту да пастбища, на Кырк-кызе впервые обучали земледелию узбеки и поначалу обработали для казахов землю. А казахи, в свою очередь, делились с узбеками своим многовековым опытом скотоводства на пастбищах пустынь.
Старожилы до сих пор вспоминают, как потекла первая струя воды на Кырк-кыз, как запрягали первого верблюда в плуг, когда не хватало тягловой силы. Жили тогда в землянках. Воду привозили на арбах. Иногда не хватало ее и для питья, особенно в зимнее время. На арбах же вывозили песок, расчищая участки для вспашки.
А как упорно, терпеливо сажал Матъякуб Матчанов самые первые сады! Как прижились вдоль арыков первые тополиные саженцы и весной, словно ладошки, протянули к солнцу свои хрупкие листочни! Нелегко давались первые шаги кырккызцам. И время было тяжелое — война.
После войны на помощь колхозникам пришла техника. Высокое белое здание, которое видно со всех древних останцев, — это не дворец, а Кырк-кызская РТС! Новое поколение урожденных кырккызцев — трактористы, комбайнеры, экскаваторщики. «Старая» трактористка Гюльзадэ (1936 года рождения) готовит смену — двадцать девушек-механизаторов!
В этнографических опросниках есть такой параграф: «Родоплеменной состав населения». Потому мы и спрашиваем паренька казаха, заливающего бензин в трактор:
— Из какого рода?
— РТСовский, — ухмыляется парень.
— А из какого племени?
— Третьей бригады коммунистического труда.
Мы, собственно, на Кырк-кызе свои. И колхозники часто вспоминают, как Татьяна Александровна Жданко помогала им воевать за лучший проект жилого дома.
А Елену Евдокимовну Неразик, много лет руководящую раскопками Беркута, знали здесь еще совсем юной, только что окончившей университет — застенчивой тоненькой «Леночкой».
В здании правления колхоза — экспозиция Хорезмской экспедиции. История края с древнейших времен до сегодняшнего дня. И даже — до завтрашнего, предусмотренного семилетним планом. Карты, планы, витрины с нашими находками, чертежи, фотографии. Первый в Средней Азии краеведческий колхозный музей. Андриановская карта земель древнего орошения. И карта современных угодий колхоза. Вода уже приближается к Аязу. То, для чего требовались раньше многие века, теперь с гораздо большим совершенством осуществляется на глазах.