— Да. Да. Я проследил за вашим остроумным доказательством того, как человек воспроизводит работу машины, но, по- моему, в нем многое не обосновано. Я могу согласиться с теорией, но есть ли у нас основания думать, будто теорию можно превратить в практику?
— Думаю, сэр, что есть. В конце концов счетные машины существовали не всегда. У пещерных людей с их каменными топорами и железными дорогами счетных машин не было.
— Может быть, они просто не вели расчетов.
— Ну уж тут сомневаться не приходится. Даже для строительства железной дороги или пирамиды нужно уметь рассчитывать, а люди делали это без тех счетных машин, какие мы знаем.
— Вы хотите сказать: они считали так, как вы мне показывали?
— Может, и не так. Этот способ, — мы назвали его «графитикой», от древнего европейского слова «графо» — «пишу», — разработан на основе счетчиков, так что, надо думать, он не мог предшествовать им. Но все-таки у пещерных людей должен был быть какой-то способ, верно?
— Забытое искусство! Если вы хотите говорить о забытых искусствах…
— Нет, нет. Я не сторонник этой теории, хоть она и не кажется мне невероятной. В конце концов мы знаем, что человек питался зернами злаков до введения гидропонии, и если первобытные народы ели зерно, то, наверное, должны были выращивать злаки из почвы. Как же могло быть иначе?
— Не знаю, но поверю в выращивание из почвы, только когда увижу, что кто-нибудь вырастил что-нибудь таким способом. И поверю в добывание огня путем трения двух кремней друг о друга, если увижу, что кому-нибудь это удалось.
Шуман заговорил примирительно:
— Давайте будем держаться графитики. Это только часть процесса эфемеризации. Транспорт с помощью всяких громоздких приспособлений уступил место непосредственному телекинезису. Средства связи постепенно становятся все менее массивными и более надежными. А сравните свой карманный счетчик с неуклюжими машинами тысячелетней давности. Почему бы не сделать еще один шаг и не отказаться от счетчика совсем? Послушайте, сэр, проект «Число» — это верное дело; прогресс уже есть. Но нам нужна ваша помощь. Если вас не трогает патриотизм, то подумайте об интеллектуальной романтике!
Лессер возразил скептически:
— Какой прогресс?.. Что вы думаете делать, кроме умножения? Сумеете вы проинтегрировать трансцендентную функцию?
– * Со временем сумею, сэр. Со временем. С месяц назад я научился производить деление. Я могу находить, и находить правильно, частное в целых и десятичных.
— В десятичных? До какого знака?
Программист Шуман постарался сохранить небрежный тон.
— До какого угодно.
Лицо у Лессера вытянулось.
— Без счетчика?
— Дайте мне задачу.
— Разделите двадцать семь на тринадцать. С точностью до шестого знака.
Через пять минут Шуман сказал:
— 2,076923.
Лессер проверил.
— Да, это поразительно. Умножение не очень захватило меня, потому что относится, в сущности, к целым числам, и я думал, что это просто фокус. Но десятичные!..
— И это не все. Есть еще одно достижение, пока еще сверхсекретное, о нем, строго говоря, я не должен был бы упоминать. Но все же… Возможно, что нам удастся овладеть квадратными корнями.
— Квадратными корнями?
— Там есть кое-какие занозы, которые мы еще не сумели сгладить, но техник Ауб — человек, изобретший эту науку и обладающий в ней большой интуицией, — он говорит, что почти уже решил эту проблему. А ведь он только техник. Для такого же человека, как вы, для опытного и талантливого математика, здесь не будет ничего трудного.
— Квадратные корни… — пробормотал заинтересованный Лессер.
— И кубические тоже. Идете вы с нами?
Рука Лессера вдруг протянулась к нему.
— Рассчитывайте на меня.
Генерал Уэйдер расхаживал по комнате взад и вперед, обращаясь к своим слушателям так, как вспыльчивый учитель обращается к упрямым ученикам. Генерал не задумывался о том, что его слушателями были ученые, стоящие во главе проекта «Число». Генерал был их главным начальником и помнил об этом каждый момент, когда не спал.
Он говорил:
— Ну, с квадратными корнями покончено, я не умею их извлекать и не понимаю метода, но все равно это замечательно. И все- таки нельзя уводить проект в сторону, к тому, что некоторые из вас называют основной теорией. Можете забавляться с графитикой сколько вам угодно по окончании войны, но в данную минуту нам нужно решать специфические и весьма практические задачи.
Техник Ауб в дальнем, углу слушал его с напряженным вниманием. Правда, он теперь уже не был техником; его сняли с этой должности и причислили к проекту, дав ему звучный титул вместе с хорошим окладом. Но общественное различие осталось, и высокопоставленные ученые мужи никак не могли заставить себя смотреть на него, как на равного. Надо отдать Аубу справедливость: он и не добивался этого. Им было с ним так же неловко, как и ему с ними.
Генерал продолжал:
— Наша цель, джентльмены, проста: мы должны заменить счетную машину. Звездолет без счетчика можно построить впятеро быстрее и вдесятеро дешевле, чем со счетчиком. Если нам удастся обойтись без счетчиков, мы построим флот в пять, а то и в десять раз крупнее денебианского.
Но есть кое-что еще и в перспективе. Сейчас это покажется вам фантазией, пустой мечтой, но в будущем я предвижу боевые ракеты с людьми на борту.
По аудитории пронесся шепот.
Генерал торжествующе оглядел аудиторию.
— В настоящий момент нас больше всего лимитирует тот факт, что боевые ракеты лишены разума. Чтобы управлять ими, счетная машина должна быть слишком большой. Кроме того, ракеты с трудом приспосабливаются к постоянно меняющемуся характеру противоракетной защиты. Лишь очень немногие из них достигают цели, и ракетная война заходит в тупик — для неприятеля, к счастью, так же, как и для нас.
С другой стороны, ракета даже с одним человеком на борту, контролируемая во время полета с помощью графитики, будет легче, маневренней, разумнее. Это даст нам такое преимущество, которое вполне может привести к победе. В свою очередь, джентльмены, условия войны заставляют нас думать еще об одном. Человеческий материал гораздо дешевле счетной машины. Большое количество ракет с людьми можно будет использовать в таких обстоятельствах, в каких ни один генерал не решился бы рисковать, имея в распоряжении только ракеты со счетчиками…
Он сказал еще много другого, но техник Ауб не слушал больше.
В тишине своего жилища техник Ауб долго трудился над письмом, которое хотел оставить. Вот оно:
«Когда я начал работать над тем, что сейчас называется графитикой, это было развлечением. Я не видел в нем ничего, кроме интересной забавы, умственной гимнастики.
Когда был создан проект «Число», то я подумал, что другие окажутся умнее меня, что графитику можно будет употребить на благо человечеству, — быть может, в разработке действительно практических телекинетических приспособлений. Но теперь я вижу, что она будет использована только для смерти и уничтожения.
Я не в силах нести ответственность за то, что изобрел графитику».
Окончив, он тщательно навел фокус белкового деполяризатора на себя и умер мгновенно и безболезненно.
Они стояли над могилой маленького техника, слушая, как воздавалась должная честь его открытию.
Программист Шуман склонял голову вместе с остальными, но оставался спокойным. Техник сделал свое, и нужды в нем больше не было. Конечно, он изобрел графитику, но, раз появившись, она будет развиваться самостоятельно, могуче, победно, пока не появятся ракеты с экипажем и прочие чудеса.
«Семь на девять равняется шестидесяти трем, — подумал Шуман с глубоким удовлетворением, — и чтобы решить это, счетная машина мне не. нужна. Она — у меня в голове».
И поразительным было чувство силы, которое дала ему эта мысль.
Сокращенный перевод с английского 3. БОБЫРЬ
Александр Казанцев
Чувство слабости
В разговорах на литературные темы мне не раз приходилось приводить такое сравнение: мечта подобна прожектору, установленному на корабле прогресса. Ее луч всегда будет забегать вперед, светя из современности. И когда говорят о том, что действительность обгонявт мечту, имеют в виду мечту вчерашнюю, ибо новая мечта заглядывает уже дальше, рождающий ее «прожектор мысли» продвинулся вместе с жизнью и ее достижениями. Мечта неотделима от современности, как неотделима и действительность от ярко светившей мечты.