Наша научная фантастикак по существу, стала литературой научной мечты. Подобно зеркалу действительности, усиленному линзой фантазии, она проектирует в будущее и реальные рерты нашей действительности и прогрессивные чаяния современности. И этот вид литературы лишь в том случае достигает своей цели, когда носителем этих черт и чаяний становится ЧЕЛОВЕК, герой произведения, а не голая его идея. Мало говорить о мечте, надо ее художественно показывать через человека.
Однако можно и совсем по-другому «видеть» будущее… Фантазия писателя, и не поднимаясь до уровня мечты, может служить ему острым оружием разоблачения. Вспомним Уэллса. Разве он мечтал о нашествии жестоких марсиан? Вовсе нет! Он лишь показывал в условиях придуманного им потрясения гнилую сущность современного ему общества. Разве он мечтал о вырождении угнетенных и угнетающих классов в различные баологические виды — в загнанных в подземелья трудолюбивых морлоков и изнеженных до скотоподобия элоев, пригодных лишь на поставку в пищу их нежного мяса? Нет! Уэллс лишь показывал в своей «Машине времени» (в принципе неосуществимой), куда может завести современное ему общество, если оно останется неизменным. Он будто восклицал: «ТАК ДАЛЬШЕ ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ!»
Этот возглас и поныне служит как бы лозунгом целого направления западной прогрессивной фантастики, которая негативными картинами предостерегает против опасных тенденций в современном мире.
Так протестовал против нарождавшегося фашизма Карел Чапек в своем романе «Война с саламандрами». Так протестуют против тупика истории, куда идет современное им общество, американские писатели Рэй Брэдбери, Том Годвин, Исаак Азимов. Их произведения противостоят мутному потоку литературной дешевки, использующей гиперболизацию научных достижений во имя погони все тех же детективов за все теми же гангстерами (но на космических кораблях), во имя «подвигов» все тех же суперменов, похищающих все тех же блондинок (но в космических костюмах), во имя привычных колониальных ситуаций (но на других планетах), во имя расистского пренебрежения к жалким трехпалым (или земноводным) туземцам, выпрашивающим подаяние у гордых суперменов — землян.
Прогрессивные писатели Запада не для игры на острых ощущениях создаю7 свои романы о возможной гибели цивилизацш1. Таков роман австралийского писателя Невила Шата (по которому сделан известный фильм «На последнем берегу») — он предостерегает человечество от подобного конца. К такому же типу произведений относятся и некоторые романы «о диких потомках», сохранившихся после истребительных катастроф на Земле; основу этому направлению положил еще Джек Лондон в «Алой чуме».
Остро выражает свою горькую заботу о будущем Рэй Брэдбери. Его роман «451° по Фаренгейту» и многие рассказы беспощадно обнажают мрачные тенденции, характерные для современного американского общества: расизм и маккартизм, лжедемократию и ханжество, оболванивание техникой, замену стандартом мышления и безумие балансирования на грани ядерной войны. Едко звучит повесть о «пожарниках будущего», на долю которых останется лишь сжигание тайно сохраненных «ослушниками» книг… Мысль о таких пожарах не выдумка. Брэдбери отталкивался от действительности, от пылавших на перекрестках современных американских городов костров, на которых сжигались книги Марка Твена, Горького, Маркса… Характерно, что эта «выдумка» стала причиной реального пожара. Фашиствующие молодчики Рокуэлла подожгли собственный дом писателя. Этот поджог — «рецензия» на произведение прогрессивного фантаста.
Брэдбери не одинок. Его соратника и единомышленника видим мы и в профессоре биохимии Принстонского университета Азимове.
С помощью обычных «героев» своих произведений — роботов (которым кое-кто из спасителей обреченной капиталистической системы готов вверить даже управление государствами) Азимов высмеивает современное ему общество. В этом отношении характерен его рассказ «ЧУВСТВО СИЛЫ», публикуемый в «Искателе».
Сколько иронии звучит в каждой строчке!
Дело здесь не только в сочетании высокой техники и невежества — сочетании характерном, кстати, и для современной Америки, а в том, что пользующиеся высокой техникой джентльмены перестают думать вообще!..
И не чувство силы, а ЧУВСТВО СЛАБОСТИ нарисованного мира, так напоминающего современный, раскрывает Азимов.
Ясно, что Азимов не мог бы написать об этом чувстве слабости прямо, он едко назвал свой рассказ «Чувство силы», он скрылся за щит фантастики. Его герой изобрел не новую сверхбомбу, а… школьную арифметику, но обличительная острота рассказа от этого не снизилась. Рассказ рассчитан на умного, проникающего между строк читателя, готового протянуть писателю руку для совместного протеста против безумия военных приготовлений, против стремления генералов Пентагона использовать любые достижения человеческой мысли против людей же, для целей войны.
Мы, советские фантасты, хотим дружественного разговора с прогрессивными американскими писателями. Выяснится, быть может, больше общности стремлений, чем различия литературного стиля и подхода.
Фантастика в произведениях прогрессивных писателей США остается зеркалом действительности, но в нем она предстает перед нами гротесково, сатирически преломленной «лупой совести» честных американцев.
Прогрессивная фантастика — острое оружие литературы, которое может, используя возможности жанра, послужить делу прогресса и мира на Земле.
РАССКАЗ-ШУТКА
Ничто человеческое нам не чуждо
Рисунки А. Кыштымова
Машина волнующаяся, плачущая, пишущая стихи…
Даже целые планеты, заселенные такими машинами…
Мы читаем об этом в фантастических произведениях. Пока ученые разрабатывают научные основы кибернетики, некоторые авторы фантастических рассказов и романов забегают далеко вперед. Иногда чересчур…
— Може7 ли машина сочинять фантастические рассказы? — спросили мы одного из самых убежденных сторонников «очеловечивания» машины.
— Может, — не моргнув глазом, ответил он.
— А литературные пародии?
— Все может.
— Ну хорошо, пусть ваша машина сочинит что-нибудь для «Искателя».
— Гм… — Тут проповедник преимуществ машинного автора впервые замялся. — Техника еще не вполне отработана. Так что я полностью ручаться, разумеется, не могу. Трудно сказать, что эта машина сочинит? Сами понимаете, первый опыт. Но давайте попробуем.
Через каких-нибудь 0,007 секунды на столе лежал текст рассказа.
Как он стал опекуном
Старик протрещал выключателями, громыхнул парой электрических зарядов и только тогда почувствовал себя вполне отрегулированным. «Последнее время регулируюсь хуже и хуже, — с тревогой подумал он, — > нужно зайти в ремонтную мастерскую».
Еще недавно он чувствовал себя заряженным энергией, как новенькая лейденская банка. К его решениям прислушивались, к погрешностям относились снисходительно — внимание окружающих было для него делом привычным. Но позавчера, подключаясь на ночную разрядку, он машинально перемножил два восьмизначных числа и, о ужас, ошибся на три единицы. А сегодня ему предписали отправиться в детский сад работать воспитателем.
«Да, дело плохо, дважды два — четыре!» — любимая поговорка старика прозвучала сейчас как ругательство. Он поднял голову, испытующе посмотрел на сорванцов. В их озорно блестящих зрительных выводах светилось нетерпение. Молодые парни, наэлектризованные молчанием наставника, не знали, куда девать свою электроэнергию. А старик невидящим инфравзглядом уставился на какого-то робота. Ему вспомнилась собственная молодость, вспомнился торжественный момент, когда он, собранный по последней схеме, свежепахнущий полимерами, не дожидаясь очереди, самостоятельно соскочил с конвейера и помчался в отдел технического контроля. Там он быстро отвечал на вопросы, поставленные с целью определения его полноценности, решал головоломки, предсказывал погоду, бегло переводил с одного языка на другой, прослушивал и тут же воспроизводил музыку — словом, показал вполне удовлетворительное присутствие обратных связей.