Старейшина поправил тонкий огонек коптилки. Руки его до самых локтей страшно распухли.
— Что у тебя с руками? — спросил Хосе. Он подумал, что старик мог бы освободить его ночью.
— Ой, брат, бараматола.[2] Двести ударов. Начальник округа приказал послать двадцать рабочих для компании «Котонаяс», а у нас одни старики да дети. Все молодые на плантациях и в отрядах. Собрал только одиннадцать человек, даже семилетних отправил. Да простят меня предки за это. И вот двести ударов.
Хосе покосился на солдата: судя по светлой, незагорелой коже, он недавно прибыл в страну и едва ли знал язык киконго.[3]
— У этих парашютистов есть приказ, — сказал Хосе, — сжечь все деревни, которые восстали. А вас перестрелять, килека-килека! Хосе знает. Уходи сегодня в лес и другим скажи!
— Куда же идти, брат? А поля, а маниока?
— Мертвым маниока не нужна.
Старик растерянно осмотрелся, горестно вздохнул.
— Разрежь ночью мои веревки, — сказал Хосе, не меняя голоса. — Вместе уйдем.
— Они перебьют мою семью.
— Семья тоже уйдет. В лесу места много. Разрежешь? Старик взглянул на парашютиста и промолчал.
Ночью Хосе долго ждал. В хижине горела коптилка. Солдат и колонист спали, накрывшись плащами. Хосе слышал их ровное дыхание. Он пытался развязаться, но поселенец накрепко прикрутил его к столбу.
Придет старик или нет?
Наконец послышались осторожные шаги. Полог двери приоткрылся. В черном проеме показалось искаженное страхом лицо старейшины. Африканец на четвереньках пополз к пленнику, припадая к земле при каждом шорохе. Хосе, замирая, следил за ним глазами. Вот она, свобода. Лес рядом! Старик добрался до пленного и, метнув взгляд на спящих, полоснул ножом по натянутой веревке. Веревка глухо лопнула.
Проснулся парашютист. Пробормотав что-то, он приподнялся на локте и, заслонив ладонью пламя коптилки, осмотрелся. С необычайным проворством старик шмыгнул к двери и исчез на улице. Парашютист вскочил, разбудил поселенца, и оба они бросились в темноту. Хосе отчаянно старался развязаться. Он раскачивался всем корпусом, изо всех сил натягивал веревки руками. Они постепенно слабели — еще немного усилий, и он сможет встать. Но португальцы вернулись, с проклятьями вновь прикрутили его к столбу.
За ночь руки и ноги Хосе отекли, и когда утром его развязали, он едва мог стоять.
На поле маниоки, грохоча мотором, опустился вертолет американского производства. Связанного Хосе отвели в кабину.
В круглое окно он видел, как солдаты вытаскивали из жилищ стариков и женщин с детьми, загоняли их в хижину собраний. Старейшина в разорванной на груди рубахе плакал и показывал офицеру нательный крест. Но тот нетерпеливо оттолкнул старика…
Потом поселенец с белой полосой на лбу, который ночью охранял Хосе, остановился у входа в хижину, спокойно проверил автомат и, хищно прищурившись, дал несколько очередей по африканцам.
Хосе скрипел зубами в бессильной ярости. Дикие люди! Их сердца не знают жалости!
Около пятнадцати парашютистов, громко переговариваясь, влезли в машину. Вертолет зарокотал, плавно поднялся над крытыми травой хижинами, замер над домом собраний. Небольшая бомба скользнула вниз, покачивая оперением. Хижина вспыхнула. Яркое маслянистое пламя разбрасывало горящий напалм на соседние постройки. Черный дым косо поднимался в небо. Огонь быстро охватывал деревню.
Вертолет, басовито напевая свою однообразную песню, пошел на запад, к океану.
Внизу на дороге, превращенной дождями в реку жидкой красной грязи, показалась толпа беженцев с узлами на головах: люди спасались от зверств португальцев.
Через час сели на небольшой аэродром в саванне с одинокими разбросанными по степи молочаями. В маленьком домике у Хосе сняли отпечатки пальцев, и солдат отвел его в опутанную колючей проволокой клетку, сооруженную для пленных прямо под открытым небом. Даже сверху клетка была затянута колючей проволокой.
Арестованные хмуро оглядели Хосе. Их было около десяти. Одни из них сидели неподвижно, мертвыми глазами смотрели перед собой. Другие нервно ходили. У парня с седыми волосами рот был закрыт продетым прямо сквозь губы замком. Африканец, раненный в грудь, уставясь в небо, читал молитвы.
Баконго с умными глазами пригласил Хосе сесть возле него. Хосе никогда не встречал таких ученых-ангольцев. Педро Феликс учился в университете за границей, был поэтом и автором манифеста «Свободу народу», хотя и служил простым клерком в конторе Марганцевой компании в Луанде. Он состоял в подпольной организации «Движение за независимость Анголы». Все это уже было известно полиции. Парашютисты схватили его в деревне Боо-Нуту, когда Педро Феликс пробирался с женой в партизанский отряд. Жену убили сразу.