— Кругом! Шагом марш! Напра-во! Юнга Савенков, ко мне!
Ничего, подойдет и моя очередь…
— Во-о-здух!.. — кричит кто-то.
И наступает такая тишина, что в ней слышен один только звук — подвывающий, прерывистый…
— «Юнкерс»!
Это я сказал. Сам не знаю, когда успел рассмотреть. Мы уже бежим к лесу. Кто-то визжит. Визг все сильнее, пронзительнее. И я вдруг соображаю, что это бомба.
Визг еще не оборвался, а взрывная волна уже схватила меня за шиворот, ударила пониже спины, бросила к лесу, до которого я двух шагов не добежал.
Рядом тотчас падает Воронов. Это он меня, а не взрывная волна… А визг прекратился. Жутко…
— По-пластунски — в лес! — вполголоса приказывает старшина.
Слева ползет Леха, впереди — маленький лупоглазый Вадик Василевский (правда, что «прыткий»!) и сам Сахаров. А где Юрка?
— Железнов! — рявкает старшина. — Куда, стервец?!
— Может, он парашютистов сбросил? Надо же посмотреть!
Отрывисто затявкали зенитки.
— В лес! Без тебя обойдутся…
Мы ползли и ползли — между сосновых стволов, под лапами елей. Наконец Воронов приказал подняться и огляделся.
— Юнга Железнов, ко мне!
Я услышал треск сучьев, увидел, как Юрка поднес руку к бескозырке. Глаза у него обиженно блестели.
— Найдите командира роты. Доложите, что бомба, по моим наблюдениям, упала в районе трех валунов на южном мысу и не взорвалась. Ясно?
— Так точно! — заорал Юрка и бросился сквозь кусты напролом.
Поднялся гвалт:
— Ой ты, как завизжит!..
— За нами охотятся! Пронюхали, что ли, что мы здесь?
— Матрацы бомбил! Ха!..
— И то не взорвалась!..
— Цыц! — сказал Воронов. — Второй фронт тут открыли…
VI
Я открываю глаза. Совсем близко надо мной, на потолке, колеблется круглое красноватое пятно: это внизу, на столе, горит коптилка. Странно, не слышно ни ветра, ни сосен…
— Подъем!
Все проснулись, но никто не шелохнется.
Метнулось на потолке пятно света. Внизу скрипят кровати командиров смен — нашей и соседней, которая спит напротив, у другой стены кубрика.
Юрка покряхтел, поворочался и затих.
— Что же ты? — шепнул я.
— Да ну… Он вздохнул. — Не встану: наш новый подумает еще, что выслуживаюсь.
— Подъем, — спокойно, даже заинтересованно сказал Воронов.
В ответ кто-то тягуче, с наслаждением зевнул. Мы насторожились.
— Так, — сказал старшина.
И вдруг мы услышали шлепок. Кто-то испуганно ойкнул и кубарем скатился со своего матраца.
— Кто бросается-то? Ща как дам!..
— Не узнаете ботинок командира? — спокойно спросил Воронов.
— Гы-ы!.. — обрадовался Юрка. — Во дает!.. — И спрыгнул вниз.
За ним с веселым гоготом посыпались остальные. Натягивая брюки, Леха восхищенно крутил головой.
— Ты знаешь, что он на «Авроре» служил? Знаешь? Воронов, уже одетый, молча поглядывал то на нас, то на свои большие наручные часы, поворачивая руку так, чтобы на нее падал свет коптилки. В полумраке слышно было сопение, стук ботинок, переругивание. А напротив так же копошилась другая смена, и старшина их все приговаривал вполголоса:
— Ну-ка, юноши, не посрамимся…
Начался первый день жизни в кубрике, первый день занятий. А сколько уже было всякого: море, разговор с капитаном второго ранга, бомба… Я, пока одевался, обо всем этом передумал. И опять видел, как тонет Лехина бескозырка, как противно дрожит Валькино лицо — «Ребята, я не пил…» — и как смотрит на меня Иванов: «Маменькин сынок»… А бомба! Ее подорвали минеры из учебного отряда — я слышал, я всем телом почувствовал, что земля сдвинулась. Всю душу перевернули мне эти дни, и вот настал новый день — и будто ничего не произошло: опять команды, команды…
— Становись! Построились.
Воронов посмотрел еще раз на часы, на нас — и рассмеялся.
— Умора!..
Мы тоже улыбнулись — растерянно. В чем дело? Мы гордились тем, что встали сразу и посрамили все-таки «юношей» из соседней смены: они еще не строились.
— Умора! — повторил Воронов. — Семь минут одевались. A? Как вас назвать-то после этого?
Мы не знали, как нас назвать…
Главстаршина Пестов командовал:
— И — раз!
Мы коротко нажимали на головки ключей: точка.
— И — раз, два!
Нажатие на два счета — тире.
— Теперь — прием на слух. Не пытайтесь считать, сколько в знаке точек и тире, — говорил главстаршина Астахов, прохаживаясь между столами. — Так вы никогда не станете радистами! Знаки нужно запоминать на слух.
— Например, — подхватывал Пестов, — семерка — это два тире, три точки. Но запоминайте на слух: «Та-а, та-а, ти, ти, ти» — «Дай, дай закурить». Ясно?