У Воронова они были с тремя золотистыми лычками и буквами «СФ» — «Северный флот». Он спрятал их в рундучок около кровати и достал начатое накануне письмо, Юрка сказал:
— А говорят, у Авраамова еще старые погоны капитана первого ранга! Всю жизнь на флоте…
— Правда, товарищ старшина? — спросил Сахаров. — Он и до революции был кап-один?
— Отставить разговоры! — буркнул Воронов.
С письмом у него, наверное, не ладилось. Старшина отложил его, пощупал подбородок. Бриться рано. Присел около печки. Что же он погоны не пришивает? Мы пододвинулись, притихли.
— Расскажите что-нибудь.
Воронов молчал.
— Расскажите, — попросил Сахаров.
Леха стоял в стороне, около своей койки. Он положил на нее локти и смотрел в окно. А что там увидишь? Темнота…
— Чудинов! Комсорг! — позвал старшина. — Как у Василевского с тройкой?
«Будто сам не знает», — подумал я.
— Исправил, товарищ старшина, — ответил Леха. Он обернулся, подумал и тоже подошел к печке. Старшина знал тысячу разных историй. Он рассказывал их почти каждый вечер. Если, конечно, в это время не объявляли учебную тревогу. Или если смена не находилась в наряде. И если никто из нас утром не затратил на подъем больше минуты, а днем, на занятиях, не схватил двойку.
— Это, — начал Воронов, — еще в гражданскую войну было…
XI
Нет лыжни — замело! И куда ни пойдешь, всюду одно и то же: темнота, снег и гулкие стволы сосен.
Леха остановился, снял лыжу и начал очищать ее.
— Надо влево! — сказал Юрка.
— Может, попробуем прямо? — спросил я.
— Что вы, братцы! — удивился Вадик Василевский.
— А куда же?
— Ладно, — сказал Леха. — Короче. Вы мне доверяете?
Над нами тоненько, злорадно свистел ветер.
— А что ты предлагаешь? — спросил Юрка.
Вадик шмыгнул носом.
— Василий Петрович волнуется…
Старшина, конечно, волнуется. Это хуже всего, что мы подводим Воронова. Леха проверил крепления на обеих лыжах. Выпрямился.
— Тогда пошли!
И решительно повернули вправо,
…Воронов, отпуская нас, предупредил, чтоб вернулись засветло. Был выходной и как раз то время дня, когда темнота часа на два редела: небо становилось сизым, и в сплошной стене леса по обе стороны дороги проступали отдельные деревья.
Сначала мы бежали вдоль этой стены, потом свернули.
Теперь я знаю, что такое тишина. Это снег на деревьях. Это еловые лапы под снегом. И зыбкие ветви сосен в снегу… Иногда тишина треснет веткой. Иногда сыплется тоненькой струйкой снега. Тишина — это лес в глубоком-глубоком снегу. Настороженный лес, ожидающий ветра.
И громадная заснеженная впадина озера, неожиданно открывшаяся нам далеко внизу и впереди.
Тут мы не выдержали Тишина была нарушена. Вадик восторженно охнул и ринулся вниз. Юрка сдернул варежки, сунул обе палки под мышку и, заложив два пальца в рот, уже съезжая, засвистел как Соловей-разбойник. А Леха улыбнулся и сразу нахмурился.
— Сейчас Вадик навернется! — сказал он.
Точно! Вадик на половине спуска зарылся в снег.
— Вот как нужно, — сказал Леха, отталкиваясь палками.
Я успел подумать, что хорошо сделал старшина, отправив его вместе с нами. А потом уже просто ни о чем не мог думать — такой это был полет! Ух, как жалко стало, когда он кончился!.. Не сговариваясь, молча, пыхтя, мы стали подниматься на высокий берег озера. И снова кинулись вниз. Потом все повторилось еще и еще раз…
Прошло совсем немного времени, а над озером проступили звезды. Их сразу заволокло. Поднялся ветер.
Теперь я шел за Лехой, за мной — Юрка, а на шкентеле, как всегда, шел Вадик.
— Фу ты черт! — сказал он вдруг.
Леха остановился.
— Что такое?
— В шинели, наверно, запутался! — объяснил Юрка.
— Нет, а что? — подошел Вадик. — Мы, по-моему, здесь уже были…
— Короче, — сказал Леха. — У тебя все в порядке? Пошли.
Были мы здесь или нет? А кто его знает! Я теперь ни за что бы не определил, куда нам нужно идти. Один только Леха, может быть, догадывался.
Вадику явно хотелось поговорить. Он объявил, что у него вся тельняшка промокла.
— Тельняшка — это еще не позор, — усмехнулся Юрка.
Леха молчал.
Он молчал до тех пор, пока мы не вышли на дорогу. Тут наш комсорг вздохнул:
— Ну вот… Вы хоть почуяли, как снегом-то пахнет? Теперь — бегом!
Хуже всего, конечно, было, что мы подвели нашего старшину, нашего Василия Петровича Воронова. Он нам доверил, а мы..!