Все они тут, кажется, были шутниками на один манер.
— Юнга Заяц…
— Ах, Заяц! Это тот сопливый, что ли? Нос у него красный.
— Ну… — Я растерялся. — Было. Шмыгал…
— Да. Вот так, шмыгал! Зайца тут давно уж нет, товарищ юнга! Его еще Иванов отпустил. Вот так.
— Иванов? Отпустил?
— Да… Обойдемся и без сопливых, которые рапорты пишут. А?
Я молчал.
— Дрянь у тебя был дружок! — сочувственно заключил рыжий старшина. — Вот так.
XIV
Сахаров скривил губы и стал складывать газету: вдвое, вчетверо, еще раз, — я слышал, как скребет по бумаге его ноготь.
— Ты заметку про Милешу Пестахова написал? Писа-атель!..
Круглые глаза смотрели на меня с почти нескрываемой завистью. Что он ко мне так?
— «Для нас», — начал он громко; раскрывая газету. — «Для нас главстаршины Астахов и Пестов — образец морской подтянутости и аккуратности… Замечательные специалисты. Мы понимаем, что чем скорее освоим их опыт, овладеем специальностью радиста, тем больше будет вклад наших инструкторов в дело разгрома врага!..» Писа-атель!..
Я меньше всего думал о литературной славе, когда писал эту заметку.
С месяц назад, во время занятий, Воронов вызвал меня из класса. В коридоре придирчиво осмотрел:
«Значит, пойдешь сейчас в двадцатый кабинет. Там капитан из газеты прибыл. Будет с тобой беседовать. Сначала постучи.
Скажет: «Войдите», — три шага строевым и доложи, как положено».
«Ясно, товарищ старшина»..
«Ясно, ясно! Ты слушай, что говорю! Доложи четко: «Товарищ капитан!» Василий Петрович заметно волновался: приехал первый человек с Большой земли, чтобы встретиться с нами, юнгами…
Капитан из газеты, в новеньком кителе, в новеньких погонах с ярко-красными просветами, розовощекий, темнобровый, курил прямую длинную трубку и смотрел на меня так, будто все время чему-то радостно удивлялся. Это он попросил меня написать про Милешу Пестахова — там же, в двадцатом кабинете. А сам ушел, чтобы не мешать. Потом вернулся, прочитал и стал ходить по кабинету, потирая руки: «Очень хорошо, очень!..»
Воронов ждал в коридоре:
«Ну как?»
«Все в порядке, товарищ старшина!»
«Молодец…»
— Молодец! Умеешь… — Сахаров бросил газету на стол.
«Краснофлотец». Газета Северного флота.
Буквы запрыгали, зарябили, в висках томительно зазвенело.
Краснофлотец, парень с Северного флота — такой же, как Астахов, — вел передачу открытым текстом. Последнюю… «Погибаю, но не сдаюсь!»
Астахов стоял рядом с нами в учебном классе. Лицо у него было помертвевшее. Потом он объяснил, что прохождение радиоволн хорошее. Он и в ту минуту объяснял, учил нас!
Нет, я не просто так написал заметку…
— Тут и дурак сумеет пятерочки отхватывать! — съехидничал Сахаров, отвернулся.
Я шагнул к нему. Я еще не знал, что скажу, что сделаю. Но знал, что он замолчит. А если нет — плевать мне тогда на самого себя! Тогда пусть он еще раз смажет меня пятерней по губам — будет прав.
— Одни воюют, другие рыбу ловят! — Он только делал вид, что не замечает меня. — И про них еще пишут всякие…
— Сахаров!..
— Сахаров! — одновременно со мной сказал Леха. — Ты не имеешь права говорить так о своих командирах!
— Не от тебя ли слышал? — бросил, не оборачиваясь, Сахаров.
— Н-ну и что? Од-дин раз сказал, да!
Леха заикался, весь красный.
— Ты мне и за это ответишь, — сказал я тихо. — Выйдем, Сахаров. Там поговорим..
— Ах, выйдем!.. — протянул он, издеваясь. — В коридор или подальше?
— Можно и подальше. Самоподготовка все равно кончается.
— Ах, подальше! Ах, самоподготовка! — пел он тоненько и, подрыгивая полусогнутой ногой, следил, как я застегиваю шинель на все крючки.
— Давайте объяснимся! — потребовал Леха.
— Ладно, — сказал я. — Объяснимся после.
Как будто можно было объяснить, что шел я не просто драться, а хоронить того, в шинели без хлястика, который когда-то в кабинете начальника школы поверил, что его отпускают домой, и не отказался писать рапорт. Как будто можно было объяснить, что многое с тех пор изменилось и что некоторые, пусть даже простые, истины понял я сам. А если ты додумался до чего-то сам — это твои убеждения. И надо уметь их защищать.
Сахаров набросил шинель на плечи.
— Ну, берегись…
Я вышел первым. Он шагал за мной. Лестница, первый этаж, выход — на площади было уже темно. Мы обогнули учебный корпус, через какой-то кустарник вышли на небольшую поляну.
Дул влажный ветер. Неподалеку шумели сосны.