— Маменькин сынок…
— Я хотел быть летчиком!
— А будете радистом, — усмехнулся Иванов. — Отличная специальность!
— Знаю, — сказал я. — «Интеллигенция флота»…
— Пришейте хлястик, интеллигенция!.. Сумеете, надеюсь?
Иванов отогнул подкладку фуражки и достал иголку с ниткой. Пока я пришивал, он сидел напротив за письменным столом и смотрел на меня в упор — я чувствовал. Но хлястик пришил и положил иголку на край стола. Положено в таких случаях говорить капитану второго ранга «спасибо» или нет?
— Покажите руки! — приказал Иванов. — Ну, ясно… Мозоли натерли?
Если на то пошло, мозолями я гордился. Вернуться когда-нибудь домой с крепкими, огрубелыми руками — чем плохо?
— Мне говорили, что тут учат на морских летчиков! — соврал я, глядя на модель эсминца в шкафу.
— Не хотите учиться в школе?
Мне нельзя было отступать: пусть не считает меня маменькиным сынком.
— Я хотел быть летчиком!
Иванов устало вздохнул, пододвинул мне бумагу.
— Пишите рапорт! Вот ручка. — Капитан второго ранга поднялся из-за стола.
Краем глаза я видел, как Иванов шагает по кабинету. Встать бы и сказать, что ничего я писать не буду, что вообще он еще посмотрит, какой я маменькин сынок… «Пишите рапорт!» Ну и напишу — подумаешь!..
— Знаете ли вы, товарищ юнга? — Иванов остановился у окна, спиной ко мне. — Знаете ли вы, что писал Александр Васильевич Суворов адмиралу Ушакову после победы русского флота при Корфу? Что желал бы быть в том сражении под начальством Ушакова хотя бы мичманом! Суворов — и хотя бы мичманом!.. Впрочем, не только писал, но приехал на корабли Черноморского флота и экзамены на мичмана сдал…
Но тогда авиации не было… Я тоже смотрел в окно — на кусок чистого голубого неба над соснами (вот и солнца хоть отбавляй!).
Иванов обернулся.
— Первый залп Октябрьской революции — залп крейсера «Аврора», Именно матросам нередко доверял самое ответственное Владимир Ильич Ленин. И сейчас — Одесса, Севастополь, Ленинград… И там моряки!
— А через Северный полюс в Америку — кто? — сказал я. — Чкалов! А Талалихин, Гастелло?
— Да. — Иванов кивнул. — Правильно и это… — Усмехнулся. — Пишите, я продиктую. Начальнику школы юнг капитану второго ранга Иванову. От юнги Савенкова…
«Запомнил!» Я вытер вспотевшую ручку обшлагом шинели.
— Ввиду того, что я хотел быть летчиком, прошу списать меня…
Тут Иванов замолчал, и я испугался. Потом вспомнил про Юрку и Леху и еще больше испугался. А как же они? Их тоже отпускают? Или они не писали?
У меня дрожали руки. Значит, домой?
— Прошу списать меня, — повторил Иванов, снова отходя к окну.
«Но как же Леха и Юрка?»
— Прошу списать меня по окончании школы юнг в летную часть в качестве стрелка-радиста!.. Подпись и число. Все.
Я почувствовал почти на ощупь твердый взгляд, потом увидел тщательно выбритый подбородок, убийственно белый срез подворотничка…
Иванов подошел, взял у меня рапорт. Положил его в папку и тщательно завязал тесемочки. Щелкнул ключ в ящике стола.
Мне показалось, что во мне тоже что-то щелкнуло. И отлегло от сердца.
Я вскочил.
— Разрешите идти?
— Только Заяц и вы написали рапорты, — сказал Иванов. — Чудинов и Железнов отказались. Из этих ребят моряки получатся.
— Ну и что? — Я чувствовал, что лицо у меня горит. — Зато… в летную часть! Буду летать!
Но себя-то не обманешь. Думал, что отправляют домой? Думал. Хотел этого? В какую-то минуту да.
— Будете и летать, — усмехнулся Иванов. — Но для начала отсидите десять суток. А потом окончите школу юнг. Все. Можете идти!
Я хотел козырнуть и повернуться по всем правилам, лихо.
Не получилось…
V
Вязли в песке гладкие глыбы валунов. Ближе к воде их занесло толстым слоем водорослей, высохших, золотистых сверху. А те валуны, что сползли в воду, обнажались сейчас, тоже облепленные водорослями, но мокрыми — темно-бурыми.
Был час отлива.
Вода тихонько звенела и шлепалась о прибрежные камни. Дальше до горизонта лежала покойная гладь, высветленная белесым северным небом.
Теперь-то я знал, какая это гладь. Как говорится, «люблю море с берега»…
— Сбор через тридцать минут, — сказал старшина. — Задача: набить и зашить… Все ясно?
Каждому из нас еще утром выдали по две наволочки — для подушки и матраца. Надо было набить их водорослями.
— Только сухими, — предупредил старшина, — чтоб не прели!