Он остановился с ходу, сильно качнувшись вперед. Неярко освещенная преграда возникла перед ним, казалось, внезапно: переулок оказался тупиком. Огромная, во всю стену, дверь не поддалась усилиям Кедрина. Она выглядела совсем иначе, чем остальные, — гладкая, без всякого выступа стальная поверхность, чуть выпуклая и с маленьким прозрачным глазком в середине. Прозрачным — так казалось, но когда Кедрин прильнул к нему, он не увидел ничего, только черноту. Очевидно, за дверью было темное помещение. Вдруг в нем возник слабый огонек, зеленоватые лучики протянулись от него — это была звезда, внезапно возникшая в глазке звезда, а чернота была чернотой пространства. Кедрин отшатнулся. Как он не подумал, что здесь могут быть резервные выходы в пространство?
«На Земле нет дверей, ведущих в бездны», — подумал он, и тоска по родной планете с ее надежностью и с ее ночами, полными теплого, душистого воздуха, охватила его, как зыбкая вода пловца.
Наверное, этот внезапный приступ тоски по запахам Земли привел к галлюцинации: запахло сильно и чудесно, чем-то странным, незнакомым и таким простым… Это было что-то похожее — на что? Похожее, только гораздо более сильное и вместе повелительное и влекущее, чем лучшие запахи Земли. Мысли ушли, и осталось только желание вбирать в себя этот запах не только ноздрями, но всей кожей, глазами, ртом, волосами. Внезапно Кедрин почувствовал, что уже полон запахом, еще немного — и он разорвется, распадется; он больше не может дышать, он сыт дыханием, как человек бывает сыт едой и питьем. Он поднял руки к лицу, чтобы прекратить доступ запаха в легкие, что бы ни было потом.
Он не знал, куда бежит, и слишком поздно понял это; он бежал к человеку, к которому приходят мужчины в тяжелые минуты, чтобы найти защиту от многого и в первую очередь от самого себя. К женщине, которая тебе ближе всех или была ближе всех. Дверь ее каюты Кедрин открыл стремительно, даже не подумав о том, что не следует делать так.
Она была одна, длинная ткань обтягивала ее тело, почти целиком открывая грудь. Он закрыл за собою дверь и прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Женщина ступила ему навстречу, и Кедрин послушно сделал шаг вперед и остановился перед нею.
— Ты испуган, — сказала она, коснувшись рукой его влажного лба. — Что произошло?
— Не знаю, — сказал он медленно, — не знаю… Что-то произошло… Да, запах. Возле резервного выхода.
— Которого?
— Не знаю…
— Ты сможешь найти его?
— Не знаю… Может быть.
— Ты уверен, что это?..
— Запах. Вдруг расхотелось дышать… Что делать? Надо что-то делать. Это ведь опасно…
— Успокойся, Виталий, — сказала она.
Она видела, что он не успокоится, и, чуть приподнявшись на носках, поцеловала его. Он сразу обмяк, и сел на кровать, и сидел неподвижно — только глаза следили за нею. Она набрала номер.
— Седов… Слушай, только что обнаружен запах. Кедрин. Он у меня… Об этом потом. Вторая еще не вышла? Седов, может быть, запретить выход?
— Нельзя запрещать выход, — проговорил голос в трубке. — Надо установить направление. Он помнит, где именно?..
— Он вспомнит, — сказала она, мельком взглянув на Кедрина. — Он уже вспоминает…
— Пусть вспомнит. Немедленно вышлем Особое звено. Может быть, им удастся, наконец, определить направление и закончить экранирование рабочего пространства. Смена должна выйти — запах не держится долго.
— Хорошо, — сказала она. — Я тоже выйду.
— Незачем. Ты не Особое звено.
— Я хочу выйти.
— Нет. Сейчас я подниму Особое звено. А он пусть вспоминает.
— Хорошо, — нехотя проговорила она, положила трубку. — Ты вспомнил, где это было? Как ты шел? Сейчас шеф-монтер поднимет Особое звено, они выйдут в пространство.
Он сидел, опустив голову. Она уселась рядом с ним, положила руку на его плечо.
— Тебе все еще страшно? Ты не хочешь идти к себе?
Кедрин встал, сделав усилие, почти исчерпавшее его силы. Но он принял решение, и силы откуда-то прибывали снова.
— Я выйду с Особым звеном. Они не сориентируются без меня.
— Ты можешь рассказать им все, пока они будут одеваться.
— Нет, — сказал он. — Я должен выйти с ними.
«Должен, — поняла она, — чтобы завтра не стыдиться самого себя и тебя».
— Хорошо, — сказала она. — Только в таких случаях одевают компенсационный костюм. Возьми мой, он достаточно эластичен.
— Спасибо, — сказал Кедрин.
Он поцеловал ее, уже не боясь, что она рассердится, и подумал, что она все та же и так же красива.
Уже по дороге в гардеробный отсек, где стояли скваммеры, он вспомнил, что должен был зачем-то зайти вечером к этому самому Особому звену, командиром которого, как ни странно, был не решительный Холодовский, а несколько легкомысленный Гур. Но теперь поздно было думать о том, чего он не успел. Время было думать о том, что он еще может сделать.