Казалось, он никак не мог найти места своим рукам, совсем растерявшись под ее открытым, спокойным взглядом. Но вот он подошел к своему саквояжу и открыл его.
— Так уж водится, что гость приходит в дом с подарками для хозяев. — В его голосе звучали нотки гордости. — Примите подарок и от меня. Я сделал его сам. Долго пришлось мне учиться… очень долго… чтобы сделать его… этими неловкими руками. Почти три года.
Сокращенный перевод с английского И. КОВАЛЕВА
Александр НАСИБОВ
БЕЗУМЦЫ[1]
ПРОЛОГ
В тот памятный вечер, с которого начались эти записи, Кирилл Карцов провел дома. Уже давно стемнело и за окном стихли шумы улицы, а он все сидел у стола. Радио донесло перезвон курантов. В Москве была полночь. Здесь же, на Каспии, истек первый час новых суток.
Карцов встал, походил по комнате, вернулся к столу и пододвинул к себе развернутую газету. Это был обычный номер западногерманского «Курир» — восемь полос убористого текста и контрастных фото, оттиснутых на тонкой бумаге, еще несколько страниц рекламы, затем вкладыш с продолжением какого-то романа. Большая статья в нижнем углу первой полосы была обведена карандашом.
Газета была годичной давности, но оказалась у Карцова только теперь, да и то по чистой случайности. Утром он зашел к приятелю в редакцию, чтобы договориться о предстоящих спусках под воду: на завтра были назначены погружения в районе затонувшего в древности города, а Карцов не только врач, но и подводный исследователь.
Приятель сидел за составлением обзора. Перед ним лежали газеты социалистических стран, номера французской «Монд», лондонских «Тайме» и «Обсервер», бюллетени агентств и толстая подшивка из архива.
В подшивке Карцов и увидел номер «Курир». Он так и впился глазами в статью в нижнем углу первой полосы газеты.
Он в совершенстве знает немецкий, но поначалу не сама статья взволновала его. Фотография в траурной рамке, заверстанная в центре статьи, — вот от чего он не мог отвести глаз!
В то утро Карцов долго бродил по улицам города, больше часа провел на Приморском бульваре. Он сидел у самой кромки воды, привалившись к спинке скамьи, расслабив вытянутые ноги.
Как бы ни был он утомлен, стоило ему оказаться у моря, и всегда отступала усталость. Но сейчас он глядел на Каспий и не видел ни бухты, ни горбатого острова на горизонте, ни буксиров и катеров, которые в эту пору во множестве снуют от причала к причалу.
День догорал. Аллею пересекали синие тени. И ветер, который не унимался с утра, теперь притих, будто притомился. Два скутера, вздыбив носы, промчались вдоль каменного парапета бульвара и унеслись в море.
Оглушительный треск их моторов вернул Карцова к действительности. Поднявшись со скамьи, он зашагал домой.
Сейчас он в своем кабинете. И с западногерманской газеты на него смотрит Артур Абст.
Вот что напечатано по поводу смерти этого человека:
«НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ? ГИБЕЛЬ КАПИТЭНА ЦУР ЗЕЕ[2] АРТУРА АБСТА. МЫ ОБНАЖАЕМ ГОЛОВЫ ПЕРЕД ПАМЯТЬЮ ГЕРОЯ.
Телеграф принес скорбную весть. У восточных берегов Австралии погиб капитэн цур зее в отставке доктор Артур Абст, ветеран войны, кавалер многих орденов и медалей, видный ученый, турист и спортсмен.
Полгода назад доктор Абст начал длительное путешествие. Его тридцатитонный тендер «Зеевольф» пересек Атлантику и некоторое время крейсировал у берегов США.
Затем «Зеевольф» спустился к югу и прошел Панамский канал. Оказавшись в Тихом океане, он взял курс на Австралию, Гавайи, острова Гилберта и Санта-Крус — таковы этапы этого сложного перехода. Миновав Новые Гебриды, доктор Абст пересек с востока на запад Коралловое море. Он был у цели: перед бушпритом «Зеевольфа» простирался Большой Барьерный риф. Начинался прилив, и огромные валы с грохотом дробились о коралловые стены этого величайшего чуда природы.
Здесь, у Большого рифа, где неповторимы богатства и краски океанской флоры и фауны, Артур Абст решил совершить несколько спусков под воду.
И первый же день стал для него роковым.
Ясным солнечным утром доктор Абст надел акваланг и ушел на глубину. Через несколько минут он закончил пробное погружение, и тогда с борта яхты ему подали легкий подводный буксировщик и смонтированную на нем кинокамеру. Опробовав их, пловец нырнул.
Солнце поднималось все выше. Супруга доктора фрау Бригита читала на палубе. Единственный матрос яхты сидел неподалеку и дремал. Был штиль. Лишь легкая зыбь колыхала поверхность воды. Казалось, ничто не предвещало несчастья…