Определиться без солнца не мог ни один навигатор, радиолокационной службы в то время не существовало, а работать на рации и брать пеленги нам тем более оказывалось не с руки: «каталину» сразу бы засекли береговые посты фашистов. Тогда на подходе к Африке наверняка можно было ждать встречи с «мессершмиттами». Это нас не устраивало. Брони на «каталине» не было, если не считать бронированных спинок на сиденьях пилотов, а четыре спаренных пулемета — ничто по сравнению с маневренными истребителями и их пушками.
Вслепую нам пришлось пробираться под грозовым фронтом.
Ливень смыл соль на стеклах. Однако видимость увеличилась не намного.
Пилоты нервничали. Я успокаивал их, как мог. Мне единственному из экипажа такой полет был не в новинку. Пригодился опыт ледовых разведок над Ледовитым океаном.
Впрочем, что говорить. Наш первый рейс закончился удачно. Иначе я бы не участвовал во втором и в третьем — самом необыкновенном из всех, которые мне когда-либо доводилось совершать.
2
В третий раз мы удачно миновали грозовой фронт над центром Атлантики, и, как прежде, высоту нашего полета лимитировали только гребни волн. С минуты на минуту где-то впереди должны были показаться Канарские острова, которые служили нам своеобразным ориентиром для точного подхода в район Касабланки.
Я прошел в рубку к пилотам. Три пары глаз лучше, чем две. Ведь мы шли на такой высоте, что марсовые на парусниках оказались бы по сравнению с нами в лучшем положении. Острова могли показаться и значительно левее или правее от курса.
А нам обязательно надо было выйти к островам. Иначе пришлось бы кружиться над океаном до тех пор, пока мы не отыскали бы «родины» канареек. И потом я отлично знал, что пилоты в трудные минуты выхода на ориентир или цель обожают, чтобы штурман находился рядом.
Погода стояла паршивая. Шел большой накат.
И тут стали сдавать моторы, падало давление масла.
Командир корабля, с которым я летел в этот раз, подполковник Базин, — его мы в шутку прозвали за малый рост и упитанность Колобком, — перепробовал все возможные способы устранить неполадки в воздухе. С каждой секундой мы неизменно теряли драгоценные сантиметры высоты.
Наконец Базин махнул рукой:
— Садимся. Масло, видно, ни к черту. Грязное.
Развернувшись круто против сильного ветра, командир сумел сделать так, что «Каталина» набрала с полметра высоты. Потом он кинул машину в крутой вираж и, оставив ветер встречно-боковым, начал целиться на гребень подбегающей волны, чтобы примоститься между ним и следующим набегающим валом.
Склоны водяной горы маслянисто поблескивали в рассеянном свете бури.
Стиснув зубы, я ожидал характерного шелеста и мягкого пружинящего толчка, когда самолет коснется воды.
Моторы почти смолкли. Может быть, я просто не хотел их слышать. Толчок! Машина заскользила на брюхе.
Можно было вздохнуть спокойно, но надолго ли?
Я хлопнул Базина по плечу и, когда тот обернулся, показал большой палец.
Колобок улыбнулся и подмигнул.
Машина стала игрушкой океана. Единственным утешением было то, что оперение лодки благодаря особой конструкции удерживало машину носом к волне. Это помогало нам оставаться на плаву и не перевернуться. Однако волны могли подстроить такую каверзу, какую ни один конструктор не предусмотрит. Оставалось надеяться на быстроту и расторопность инженера-механика Муслаева.
Хватаясь за что попало, мы с Базиным с трудом выбрались в кают-компанию, одновременно служившую и грузовым отсеком «Каталины». Все незакрепленные предметы скакали, катались и прыгали.
— Ловите! Привязывайте! — крикнул нам Муслаев. — Днище пробить могут!
Самому ему было некогда: он обвязывался веревкой, чтобы выйти на крыло к моторам, где стояли масляные фильтры.
«Ловите»! Легко сказать. Стоило нам отнять руки от шпангоутов на внутренней обшивке, как каждый из нас сам становился беспомощным «предметом». На меня неожиданно со всего маха свалился наш радист Сорокин, человек, похожий по комплекции на бригадира грузчиков. Но, придавив меня, он так настойчиво и вежливо извинялся за причиненное беспокойство, что я раз и навсегда запомнил его, как самого обходительного радиста.
Вскоре положение изменилось: мы вместе с Колобком, подкатившимся откуда-то из носовой части, крепко «принайтовили» Сорокина в хвосте.