— Поле надо обойти, — сказал Мазур. — На мягкой пашне останутся следы.
Поляк похлопал Мазура по плечу:
— Гусев был прав.
Мазур хотел сказать, что Гусев всегда был прав, но промолчал, потому что это и так было ясно.
Притихший было дождь припустил с новой силой. Они двинулись по траве вдоль жнивья. И только теперь Мазур обратил внимание на то, что поле сжато.
Уже близилась осень.
Мазур притерпелся к боли в локтях и коленях и шел, почти не хромая, а может быть, холодная вода помогла.
День перед дождем стоял, видимо, жаркий в этих местах. Увядавшие травы сильно пахли. Мазур вдыхал полной грудью этот удивительный аромат.
Потом они свернули на межу, разделявшую полоски крестьянской земли, долго петляли по ним, пока не вышли поближе к деревне, маленькой, дворов десять-пятнадцать, с хилыми домиками, издали похожими на стога сена, покривившиеся, вросшие в землю.
— Кажется, это та деревня… — проговорил поляк.
— Какая та?
— Знакомая. Заходили сюда однажды. Год назад.
— А как вас зовут? — спросил Мазур.
— Адам.
— А ты, Адам, уверен, что это именно та деревня?
— Нам нельзя оставаться в поле. Надо попробовать. Может быть, спрячут.
— Идемте тогда вместе, — сказал Мазур.
— Нет.
— Надежнее, — настойчиво повторил Мазур.
— Лучше я один рискну, — и Адам ушел.
Мазур и его немой спутник легли на межу, поросшую шершавой сурепкой, по-осеннему жесткой и ломкой.
Мазуру очень хотелось подбодрить своего соседа, который время от времени тяжело вздыхал, и он похлопал его по плечу. Тот в ответ нащупал локоть Мазура и тихо пожал его.
В деревне взлаяла собака. Яростно, со всхлипом.
Вскоре пес стал тявкать спокойнее и, наконец, замолчал.
Подул ветер. Дождь налетал теперь резкими порывами, а вскоре перестал. Тучи, наверное, поднялись выше, посветлело.
Послышались шаги.
Возвратился Адам. Он присел на корточки и заговорил тихо:
— Петр, вас спрячут. Будете ждать нас здесь.
— Нет!
Мазур почти крикнул и сам себе зажал рот рукой.
— Здесь надежные люди.
— Не оставляйте меня, Адам.
— Мы вернемся дней через пять.
— Адам, нам лучше идти вместе.
— Ты хромаешь на обе ноги.
— Я не буду…
Адам похлопал Мазура по плечу..
— Мы не оставим тебя, Петр. Мы придем за тобой.
Скрепя сердце Мазур согласился.
— Конечно, так надо.
Они пошли по деревне. Пробирались задами, ветер дул в их сторону, и единственная в деревне собака во дворе старосты, как сказал Адам, не почуяла их.
Адам предупредил своих спутников, что дверь низкая, и, согнувшись, они вошли в покосившуюся избу Войцека. Огня не зажигали. По движению в избе Мазур догадался, что в помещении находятся двое: хозяин и хозяйка, которая суетливо сновала, поминая матку бозку. Хозяин долгое время молчал, потом проговорил громко:
— Значит, Владек жив… Ядя, дай панам в дорогу петуха.
— Он же один… Как же несушка останется?
— Дай панам в дорогу петуха.
Женщина вышла.
— Я скажу утром пану старосте, что его собака лаяла на лисицу, которая нашего петуха утащила. И еще скажу, что свою последнюю курицу стану водить к его петуху. А пану старосте буду давать каждые две недели по яйцу за труды его петуха.
Адам пошутил:
— Не боитесь разориться, пан Войцек?
— Я думаю, вы покараете предателя раньше, чем он получит от меня хоть одно яйцо. А его петуха вы отдадите мне.
Адам посмеялся.
— У пана Войцека тонкий расчет.
— Вшистско едно, — сказал пан Войцек, видимо тоже решивший пошутить. — Вшистско едно, Панове. А за пана не беспокойтесь. Я его как родного сына спрячу.
Вошла хозяйка, положила на стол тушку петуха, шмыгнула носом.
— Голову и лапки оставь. Завтра себе суп сварим. И пана надо подкормить.
— А правду паны говорят, что Владек жив? — спросила хозяйка у мужа и добавила: — Ведь он в самом Кракове учился.
Пан Войцек сурово сказал:
— Жив!
По тому, как это было сказано, Мазур почувствовал, что в действительности сын пана Войцека погиб.
Адам и его немой спутник переоделись в кое-какую ветошь, которая нашлась в доме, и бросили полосатые куртки и штаны к печке. Хозяйка ощупала снятую одежду и хотела отнести ее в чулан, но Войцек остановил ее:
— Сжечь!
— На тряпки пойдет.
— Сжечь! — повторил Войцек.
Хозяйка очень сердито махнула на него рукой и сунула одежду в печь.
В темноте избенки отчетливо проступили три маленьких, подслеповатых окошка.
Адам заторопился. Они оба попрощались с Мазуром, твердо пообещав быть не позже чем через неделю. Пан Войцек пошел проводить их. Он не возвращался очень долго. Мазур нервничал. На столе он нащупал большой кухонный нож и спрятал его под курткой. Мазур понимал, что это глупо наконец, но не мог заставить себя расстаться с этим оружием. Хоть что-то было у него в руках для самообороны. Теперь в любом случае Мазур дорого продаст свою жизнь. Оттого, что под курткой он ощущал холодок стали, становилось спокойнее.
В окнах проступил синий рассвет.
Скрипнула дверь. Пан Войцек с порога сказал:
— Идемте, пан. Я вас спрячу.
Несмотря на свою худобу, Мазур с трудом пробрался в лаз и устроился в поленнице. Дрова были теплые, сухие и пахли смолой и немножко гнилью. Поленья, уложенные очень аккуратно, неплотно прилегали одно к другому, чтобы между ними проходил ветер и сушил. Приятный запах дров, усталость и найденное, хотя и не совсем безопасное, убежище сморили Мазура. Он уснул.
Спал он крепко, без снов, без тревоги даже. Отдыхал.
Звук мотоциклетного мотора Мазур услышал, когда машина была, наверное, еще в полукилометре от села.
«Сутки прошли спокойно, — Мазур попробовал унять волнение. — Может, это просто так… Мало ли дел?»
Сквозь щелки меж поленьев Мазур мог видеть почти весь двор перед ветхой избой. Если она еще все-таки стояла, то только потому, что Войцек ни минуты не сидел без дела: чинил, тесал, перелатывал заплаты на своем доме.
И теперь Войцек что-то мастерил у крыльца. Он тоже услышал шум мотора, но обратил на него внимание гораздо позже и, почуяв недоброе, подошел к изгороди, стал смотреть на дорогу. Он стоял шагах в десяти от Мазура, и тот спросил его:
— Немцы?
— Двое. На мотоцикле.
— Прямо сюда едут? — спросил Мазур, чтобы понять, выдал его уже кто-то или фашисты наобум объезжают окрестные деревни, вылавливая беглецов.
— У дома старосты остановились.
— Пан Войцек, а вы со старостой про петуха говорили?
— Он сам еще вчера все дворы обошел. Расспрашивал, не приходили к кому ночью сбежавшие бандиты.
— Что же вы мне-то не сказали об этом?
— Куда бы пан пошел…
— Эти-то с собаками приехали?
— Не видно.
От дома старосты послышался лай. Но, взвизгнув, пес, видимо, от пинка замолк.
— А может… — Войцек помолчал, — Может, немцы к старосте выпить заглянули. Бывало. Коли так, то пойдет сейчас пан староста по дворам закуску собирать. Грабить, пся крев!
По столь продолжительной речи Мазур понял, что Войцек волнуется.
— Ничего, пан Войцек, может быть, все обойдется.
— Что?
— Мимо, мимо беда пройдет.
— А, вшистско едно…
Постояв еще немного, Войцек махнул рукой и пошел к дому, бросив через плечо:
— Все трое теперь по дворам пошли. Ищут. Тихо лежите, пан.
Мазур постарался устроиться в закутке поудобнее.
«Ничего, пронесет! — думал он. — Вот если бы с собаками, то дело швах. Должно пронести. Должно же мне повезти до конца — выбраться. Уж тогда, гады… Только бы до оружия добраться!»
Слышалось тихое тюкание и позванивание топора. Войцек сидел на колоде, тесал какую-то чурку. Сиротливо бродила по двору курица.
В деревне стояла такая тишина, будто селение вымерло.
Приложив ухо к земле, Мазур пытался услышать звуки приближающихся шагов.
И шаги раздались. Две пары ног ступали по-солдатски тяжело и четко, а третья семенила.