— Мы его прошли, это поле…
Скоро полночь, а вражеского конвоя нет и в помине. Пять пар настороженных глаз сверлят ночь с мостика подводной лодки. Вокруг только беснующееся море. Время от времени мостик накрывает не то туман, не то густой дождь, и тогда за его частой сеткой вообще нельзя ничего рассмотреть.
Долгие ожидания подводникам не в диковинку, и все же нервы у всех напряжены до предела. В отсеках затихли разговоры, на лицах давно погасли улыбки.
Мариненко выколотил трубку о поручень, набил ее новой порцией табака и, не прикуривая, сунул в рот. Курить на мостике он сам запретил.
«Может, этот треклятый «Вильгельм» и вовсе не выйдет сегодня, — думает он, обшаривая глазами волны. — А что, если он уже прошел?!. - в груди появляется противный холодок. — Нет, не мог пройти… Не должен был», — успокаивает себя Мариненко. Брызги хлещут его по лицу, заползают за ворот ледяными струйками. Он сильнее стискивает зубами мундштук трубки.
После полуночи ветер переменился и погнал тучи к востоку.
Шторм явно шел на убыль. Гребни волн заметно сгладились, хотя на их вершинах еще курчавились белые завитки. Посветлело. На миг проглянула и тотчас спряталась ущербная луна.
И почти в то же мгновенье стоявший рядом сигнальщик выкрикнул:
— Вижу силуэт корабля!.. Нет, три силуэта! — поправился он. — Вот они!..
Впереди, чуть правее курса подводной лодки, смутно темнели три расплывчатых пятна: одно большое и два — поменьше. Они почти растворялись в ночи.
Внизу по отсекам прокатилась переливчатая дробь тревожных звонков. В течение нескольких секунд из люка слышался шум и громкая разноголосица. Затем все стихло, и центральный пост доложил о готовности подводной лодки к бою.
Штурман прильнул к визиру пеленгатора и взял несколько пеленгов на фашистские корабли.
— Они уходят от нас!.. Быстро уходят! — доложил он встревоженно.
Командира охватило беспокойство. Погружаться поздно. Идти над водой?.. Можешь обнаружить себя…
— Под водой их не догнать! — точно отгадав мысли командира, растерянно проговорил штурман.
Мариненко, стараясь не показать волнения, сказал ему:
— Догоним в надводном положении на параллельном курсе, а там и погрузимся, — и перевел рукоятки машинного телеграфа на самый полный ход.
Тяжелые брызги окутали подводную лодку с носа до кормы. Равномерная качка прекратилась. Лодку жестоко швыряло из стороны в сторону. Она то ныряла, сшибая гребни волн, то вдруг замирала на месте, столкнувшись с непреодолимым напором воды, то стремительно мчалась вверх, дрожа всем корпусом. Зеленая колышущаяся стена преградила ей путь. Несколько мгновений волна стояла неподвижно, закрыв собой полнеба, потом рухнула на корабль.
Мариненко невольно зажмурился, торопливо хлебнул воздуха. Палуба качнулась из-под ног. Командира накрыла душная холодная темень, повлекла за собой, отрывая пальцы от поручня. Подбитые гвоздями сапоги скользнули по гладкой крышке рубочного люка. Удерживаясь из последних сил, он крикнул:
— Держись, Михеев! Держись!.. — но голос затерялся в вое ветра.
Волна скрыла под собой палубу и нацеленный в черное небо тонкий хобот пушки. Лодка зарылась носом в бурлящую пену, потом ухнула кормой в провал между двумя крутобокими валами и, не успев выпрямиться, начала снова резко валиться на борт.
Казалось, медленному падению не будет конца. Мариненко всем телом приник к перископной тумбе. Бинокль, повисший на ремне, впился в грудь.
Поднявшийся на мостик механик Грачев прокричал:
— Нельзя больше прибавлять обороты! Двигатели работают на грани возможного.
— Еще десять оборотов! — приказал Мариненко. — Шагайте через вашу грань, механик. Шагайте! Мы должны их догнать!..
Расстояние между подводной лодкой и конвоем сокращалось медленно — прошло больше часа, прежде чем она поравнялась с ним. И тут произошло непредвиденное: минуты неслись вскачь, а штурман, не поднимавший головы от пеленгатора, неизменно докладывал:
— Пеленг на конвой не меняется… Пеленг все тот же!..
Скорости лодки и кораблей конвоя уравнялись. У Мариненко было такое ощущение, будто фашисты, разгадав его замысел, также увеличили ход и включились в эту сумасшедшую ночную гонку. Однако мысль эта показалась ему столь нелепой, что он тут же отбросил ее. Разве корабли охранения позволят лодке идти так близко от бесценного лайнера! Одно теперь ему ясно — в голову конвоя уже не выйти и выгодную позицию для удара торпедами из-под воды не занять.