— В доме их всего пятеро…
— И еще батальон в деревне?
— Его не будем вводить в игру.
— Самое трудное подойти к дому незаметно.
— Незаметно не удастся.
— Тогда как же? Может, проследим, на какой машине его повезут?
— Это отпадает.
— Да, ведь его могут повезти и не по дамбе.
— Мы подойдем открыто.
Иванов уставился на товарища с тревожной насмешкой.
— С ума сошел!
Ложкин вытащил из трофейного ранца штаны и френч гитлеровского солдата.
— Здорово! А я почему-то думал, что выбросил это тряпье.
— И сейчас не поздно.
— Я не шучу. — Ложкин улыбнулся, посмотрев в глаза Иванова. — Ты завидовал мне, когда я отправлялся на прогулку в этом костюме, вот и тебе представляется такая возможность.
— И что же, я буду играть роль глухонемого? Да ведь у них, наверное, и глухонемые бормочут не по-нашенски.
— Дело проще. Тебе надо сыграть роль пленного.
Иванов оторопело улыбнулся.
— Понял теперь?
— Ну и голова! Вот это придумал! Пленный! А и на самом деле, кому в голову придет, что я за пленный?
— И я так думаю. Помоги мне снять сапоги… Спасибо. Твой автомат придется тут спрятать. Там новый добудешь. Теперь прицепи на пояс гранаты, рубаху из-под ремня выпусти, пистолет в рукав. Когда пойдем к дому, не забудь держаться как пленный.
— Не приходилось.
— А ты попробуй. Мне тоже не приходилось служить фюреру.
— Ясненько, — бормотал Иванов, рассовывая из вещевого мешка по карманам пистолетные обоймы. — Эх, живой ли еще Кирилл? Устроили, называется, пария на отдых и лечение…
Ложкин взглянул на часы.
— Половина третьего. В три мы должны быть возле кузницы.
— Точно. Патруль будет в другом конце деревни.
— Вначале пойдем к дамбе.
— Верно. А там кустами вдоль дороги и к самой кузнице подойдем. Ну, давай лапу, хоть, дело и верное, а все-таки…
— Да, Иван, все-таки…
Они крепко пожали друг другу руки.
Пока пробирались через осоку и камыши, по дороге проехали две автомашины и на большой скорости промчались три мотоциклиста.
— Зашевелились, гады, — сказал Иванов, останавливаясь передохнуть. — Блокировали дороги. Небось все гарнизоны подняли на ноги. Слышишь стрельбу в лесу?
— Прочесывают.
— Хорошо, что не с нашего болота начали.
— Видно, оно не внушает им особых подозрений.
— Не потому. Кирилл их надоумил пройтись по лесу — крапива ведь со стороны леса.
Они подошли к дамбе. Здесь густо поднялись молодые осины и березняк; эта поросль тянулась почти до самой кузницы. Никем не замеченные, разведчики прошли по ней и остановились, чтобы собраться с силами для последнего броска. Из низины, где они стояли за кустом бузины, виднелась только крыша избы, танковая башня и на самом бугре — кузница с настежь распахнутыми дверями. Пылал огонь в горне, Ксюша раздувала мехи. Кузнец выхватил из горна белый, сыпавший искры кусок железа, опустил на наковальню. Послышались удары молота о мягкий металл. В дверях остановились два солдата с автоматами. Они стояли и смотрели на работу кузнеца. Удары молота стали звонче: железо остыло. Кузнец сунул его в огонь. Солдаты переглянулись, о чем-то полопотали и поплелись в другой конец деревни.
Разведчики должны были пройти эти двести метров усталым, неторопливым шагом, как полагалось идти пленному и конвоиру. Самым трудным было выйти на открытое место и сделать первый десяток шагов. Ноги словно налились свинцом, хотелось повернуть назад. Только сейчас, казалось им, они поняли всю непродуманность своего замысла. Ведь они не учли самые простые и такие очевидные случайности. В ближних домах могут располагаться пехотинцы, да они там и стоят, и первый выстрел поднимет их на ноги. В саду кузнеца может оказаться походная кухня. Может внезапно появиться ватага солдат-мародеров, совсем недавно они ловили у кузницы кур.
Все эти «может», «может» заполняли голову.
«Я взялся управлять танком, — думал Иванов, — а смогу ли хотя бы завести мотор?»
Ложкина мучила мысль, что он втянул друга в безнадежное дело и теперь ведет его на верную гибель.
Тренированная воля поборола сомнения. Шаги их стали легче, уверенней. На каждые «может» и «если» находилось решение. Страх исчез.
Первой их увидела Ксюша. Она выпустила из рук веревку от кузнечного меха и слабо вскрикнула. Дедушка, в раздумье разгребавший угли в горне, повернулся и тоже увидал русского, торопливо взбиравшегося по склону, а за ним — немца с автоматом. Он вышел из кузницы. Пыля по единственной улице, к лесу уходило отделение пехотинцев. За дорогой дымила походная кухня. У плетня стояли патрульные и лениво переругивались с поваром. Из дома доносились музыка и хохот. Часовой, вытягивая длинную шею, заглядывал в окно и смеялся.