У меня хватило сил этого не делать. А может, наоборот, не хватило сил даже зажмуриться. Но это было одно мгновенье.
Ударило в бок. Рот заряжающего открывался. Я понял, это он на меня кричит: «Снаряды!» — и сунул ему в руки новую обойму.
С правого борта один за другим медленно выросли три ярко-белых водяных столба. Я успел достать еще обойму, пока они поднимались. Как опадали — не видел, а лицо обдало горячим и водяной пылью.
«Юнкерс» нырнул в облако.
Не сбили…
«Пойду посмотрю? Пойду посмотрю? Пойду по…» Тьфу!
Бомбардировщики вывалились из облаков, вставали столбы от взрывов, тянулись руки заряжающего, и тут в голову полезла чепуха: что все в точности, как в кино, только пропал звук. Даже наша зенитка била бесшумно: я чувствовал, что площадка вздрагивает от отдачи, — пятками слышал, как бьет орудие, а не ушами.
Потом сообразил, что оглушен пальбой.
Но голос Кравченко слышал — вот это да! Он командовал расчетом, называл какие-то цифры и как будто не кричал даже, а я слышал. На то он и командир расчета… На то и заряжающий, чтобы заряжать, а я подносчик, чтобы у него были обоймы. Все правильно. Всякая чепуха с кино забылась. Я собрался окончательно и сообразил, как лучше приноровиться выхватывать из ящика обоймы, как встать, чтобы без толку не вертеться, отдавая их заряжающему. И когда обоймы в одном ящике кончились, я, только взглянув на второй, знал почти точно, сколько шагов сделаю к нему, как нагнусь и подтащу.
Палуба, мокрая, ускользала из-под ног. Живой корабль… Попробуй попади в эти проклятые «юнкерсы», когда катер кренится, скачет на волне да еще маневрирует! В двух шагах от меня что-то проскребло. Вырос боцман, весь красный, заорал. Я услышал его не сразу, словно звук пришел издалека, с опозданием, по тут же догадался: это осколки. И меня обожгла радость — не страшно!
Хотел даже найти боцмана, посмотреть ему в лицо — пусть не орет…
Воздух туго рванулся, катер встряхнуло так, что я едва устоял — ткнулся в руки заряжающему с очередной обоймой. Руки уперлись мне в грудь.
Я выпрямился.
— Ну?
В ушах щелкнуло.
— Положи, не надо.
— Положи, — негромко повторил Кравченко.
Я посмотрел на него.
— Почему? А?
И вдруг понял, что слышу.
Зенитки били где-то далеко, на других кораблях.
И все?
С палубы длинно и шумно скатывалась волна. Тут же через борт хлестнула новая. Она уже добиралась до моих сапог, и я зачем-то отступил, а все равно весь мокрый…
В пустом небе таяли последние черные клубки разрывов. Они таяли быстро, а облака ползли медленно.
Все!..
Тогда я огляделся, увидел море и корабли.
Навстречу нам шел океанский транспорт. Мы сближались.
Корабль вырастал на глазах, громадный и легкий, четко очерченный в сером свете утра. Наш катер мотало на волнах, а он казался неподвижным — только увеличивался, и под форштевнем вспыхивала пена. Она белела на фоне черного корпуса, исчезала и взрывалась опять… С каждой минутой я открывал что-нибудь новое. Надстройки корабля были такие же белые, как иена, а желтые мачты словно покрашены солнцем. В овалах клюзов застыли лапы якорей. В передней части корпуса светлели выпуклые нерусские буквы.
«Джесси Смит», — прочитал я.
Буквы превратились в звук, звучание имени — в свет. Корабль явился целиком…
Это было неожиданно, похоже на волшебство.
По щекам у меня сползали струйки пота. Я почувствовал их теперь, когда они стали остывать на ветру. Посмотрел, улыбаясь, на Кравченко.
— Новенький, со стапелей недавно, — кивнул он.
Да, те, кто строил корабль, тоже видели его таким, каким он явился нам в море. Иначе как бы они могли его построить!
За «Джесси Смит» шли другие транспорты, их было много.
Занимали свои места корабли охранения. Один из английских эсминцев спешил в нашу сторону. Темно-серый, с резким белым бугорком под форштевнем, он красиво вписывался в такой жe темно-серый пласт моря, и на мостике его весело мигал голубоватый глазок сигнального прожектора. Морзянка… Жалко, что могу принимать ее только на слух!
— Что они пишут? — обернулся я.
Позади стоял боцман. Его широкое лицо было красно от ветра, глаза округлились. Он не ответил.
— Сигнальщик! — звонко позвал командир, — Передайте на эсминец: «Считаю возможным спасти корабль!»
Какой корабль? Почему спасти? Кого?
Я завертел головой, увидел — теперь справа от нас — «Джесси Смит». И вздрогнул: она, кажется, горела… То есть пожар только начинался. Дым клубился на юте. Его сбивало ветром — косо, к воде. Но людей на юте не было. Они почему-то толпились у шлюпбалок.