А разве наши девушки не имеют права ходить в норковых шубках? Далее можно написать о достоинствах норковых шкурок.
В грустной французской песенке Мари кончила плохо. Она состарилась, и состарилась ее шубка. Мари стала никому не нужна.
Каждая девушка имеет право столько носить норковых шубок, сколько ей угодно. Но для этого нужны норки. А что же творится в нашем питомнике? Далее сплошные разрывы гранат.
Веня кончил пить кофе и закурил еще одну сигарету. Материал о норках складывался прекрасно, Только надо все хорошо обдумать.
С восьми утра Славка Беклемишев был уже в питомнике. Он наблюдал, как кормят норок. Маленькие коричневые зверьки с хрустом уничтожали рыбу. Они были веселы и явно довольны жизнью. Потом Крапотников провел Славку смотреть на больных. Это был полный контраст. Норки лежали у стенок вольер и безучастно смотрели на Беклемишева. В кормушках лежала нетронутая рыба. Один зверек был, по-видимому, мертв. Беклемишев попросил вынуть его. Зверек был невероятно худ. Сквозь шерсть просвечивала синяя, истощенная кожа. Никаких внешних заболеваний не было видно. Беклемишев чувствовал себя отвратительно.
— Надо сделать вскрытие, — сказал он как можно увереннее.
— Прошу, — сказал Семен Семенович. — Все готово. Я знал, что вы будете делать вскрытие. — Он сказал это спокойно, но Славка заметил, как у него дрожат руки, когда он вытягивал из кармана папиросу.
Они прошли в домик управления питомника. Тоненькая смуглая девушка в халате ожидала их на крыльце.
— Это наша уборщица, — сказал Семен Семенович. — Я зову ее Тамерланом.
Вулканический румянец упал на щеки Тамерлана.
— А ну вас, — чуть слышно сказала она.
Славка неприлично долго щупал дверную ручку. Ему мешала дохлая норка, которую он держал под мышкой. Он услышал, как кто-то сдавленно засмеялся за его спиной. И услышал легкий звук убегающих ног.
На обтянутом простыней столе лежали несколько скальпелей, пинцет. А в стеклянном шкафу горделиво распределился малый хирургический набор. У некоторых инструментов были даже братья. Видимо, реквизиция медицинского оборудования в городке имела широкие масштабы.
— Не буду мешать, — сказал Семен Семенович, тихонько притворив за собой дверь.
Славка закурил. Он ворошил в памяти обрывки лекций и практических занятий. Потом ом попытался вспомнить статьи, читанные им в научных журналах. Он вспомнил Дж. Б. Гупера и его желудочных паразитов. Наверное, полевые мыши тоже худели, когда паразиты грызли их внутренности.
— С этого и начнем, — сказал Беклемишев. Он взял в руки ланцет… И вдруг ему стало чертовски хорошо. Легкая тяжесть ланцета в руке была залогом, что ему, Славке Беклемишеву, надо сделать сейчас нужное и полезное дело. Может быть, первое по-настоящему полезное дело в его жизни. Ему должно повезти. Ему не может не повезти. Он заставит сделать так, что ему повезет.
тихо запел Славка.
Мертвые оскаленные зубы зверька просили о помощи.
…Веня, спотыкаясь, шел вверх по долине. Лицо и плащ были мокры от мельчайших капель тумана. Казалось, туман настолько плотно прижимается к земле, что его можно резать ножом. Веня тихонько бормотал вслух фразы из первой в его жизни статьи. Пока это был только черновик. Но сладостный яд успеха уже туманил голову. Она должна это оценить…
— Черт! — сказал Веня, споткнувшись о камень. Ботинок был порван. Пальцы остро заныли.
Ощупывая ногу, Веня вспомнил о том, что узнал по дороге сюда. Чудак директор питомника вернулся. Привез с собой какого-то юного мужа науки. Наверняка очкарик. Аспирантишка.
Острая игла ревности кольнула Веню. А что, если это в самом деле молодой аспирант? Аспиранты — это такой народ… Всегда ухлестывают за девчатами с младших курсов. И всегда с успехом. Кому, как не Вениамину Ступникову, знать это. И Веня поспешно похромал в туман. Туда, где его должна ждать Соня-Каткаль-Тамерлан.
Соня читала «Трех мушкетеров». Крапотников строго-настрого запретил ей уходить. Она должна была ждать, пока тому, в соседней комнате, не понадобится помощь. Но в соседней комнате было тихо. Может быть, он там заснул? Такой смешной. Высокий, взрослый, а ищет дверную ручку не с той стороны. И дохлый хвост торчит из-под руки. Ужасно смешно. Уж если сам директор не знает, отчего умирают норки, то где знать ему…
— Где директор? — раздался громкий вопрос.
Соня-Тамерлан вздрогнула. Страшная голова смотрела на нее из соседней комнаты. Всклокоченные волосы, в зубах нахально дымилась папироса.
— Где этот Крапотников? — спросила голова ликующим тоном.
Соня опомнилась.
— Директор вышел, — обидчиво сказала она. Но ученый чудак только рассмеялся. Он выскочил из комнаты и схватил Соню за руку. Он потащил ее в ту самую комнату. От растерянности Соня даже не вырывала руку. На столе лежала растерзанная норка.
— Прошу прощения, — сказал голос за спиной.
Соня тихонько потянула свою руку обратно. Но Беклемишев ничего не замечал.
— Что это? — снова закричал он и сунул ей в нос пинцет с какой-то гадостью. Снаружи хлопнула дверь. Кто-то сбежал по крыльцу. — Слушай, Тамерлан, — свистящим шепотом сказал Славка. — Немедленно тащи сюда этого гениального комбинатора. Я дам ему урок на всю жизнь. Быстро!..
Соня послушно побежала.
— Таким образом, — лекторским голосом продолжал Беклемишев, — челюстные косточки этой рыбы не растворяются желудочными кислотами. Иногда они скапливаются в желудочном тракте и своими острыми краями вызывают многочисленные ранения, переходящие в язвы. Вы должны немедленно прекратить кормление зверьков этой рыбой…
Семен Семенович Крапотников молчал. Он только что посмотрел под лупой злополучные челюстные косточки. Все было ясно.
— А чем же я буду их кормить? — убитым голосом спросил он. — Я же отказался от запаса комбикорма.
И тут настала очередь Беклемишева растеряться.
— Можно отрубать головы, — сказал он.
Семен Семенович грустно покачал головой.
— Попробуйте накормить слона кильками с отрубленной головой.
— Это уже ваше дело, — сказал Беклемишев. — Будем думать вместе, — неловко поправился он.
— Я уже думаю, — сказал Семен Семенович. — Я уже кое-что придумал…
Крапотников смотрел на Славку. Он выпрямил спину и улыбался. Два сатанинских чертика прыгнули в его глаза. И исчезли.
— Я уже кое-что придумал, — повторил он. — На две недели комбикорма хватит. И нам поможет не кто иной, как старый пройдоха Згуриди.
В этот туманный день Топорков, Бедолагин и Янкин кейфовали. Ставить сеть почти вслепую было бессмысленным делом. Выполнять же взятые ранее обязательства по доставке дров, а также по ремонту сарайчика, очень нужного одному доброму человеку, как-то не хотелось. Вчерашней выручки за рыбу хватило на недельный запас чая, сахара и дешевейших папирос «Байкал». Непривычный избыток материальных благ наводил на всякие мысли.
— Вот жжем мы, ребята, эти папироски. Тощенькие. Гвоздики, одним словом. А в Америке миллионеры сигары курят. В той сигаре этих гвоздиков целая пачка. И ведь курят, не умирают.
— Смерть свое сама знает. Может, она его через сигару брать не хочет.
— А через чего она тебя, интересно, выцеливает? — ехидно спросил Янкин.
— Я мужик тертый, — ответил Бедолагин. — Меня выцелить трудно. Помню, в позапрошлом годе я новую жизнь начал. Совсем было в экспедицию устроился. Хотите верьте, хотите нет — полный меховой комплект выдали. Ну и х/б само по себе, как положено. Консервов и курева завались на складе. Держался я две недели…
— Врешь.
— Ну, полторы, — сказал Бедолагин и чиркнул спичкой.