— Лорд, Лорд, Лорд!.. — кричат ему.
«Ах ты, Лорд, Лорд, чем ты будешь бежать дальше?» — думает Пожилков.
— Лорд, Лорд, Лорд! — кричат студенты, потому что Лордкипанадзе — из «Буревестника» и, наверное, тоже студент.
Ему до лидеров двадцать, пятнадцать, десять, восемь, шесть метров…
— Лорд!.. Ай да Лорд!
…метр.
Перевозников — лидер лидеров — оборачивается и внезапно делает отворот, пропускает на первое место у бровки Пожилкова. Струсил. Решил спрятаться за широкую спину великого стайера. Пусть, мол, он, Пожилков, решает, как быть с этим шустрым Лордом.
Пожилков не возражает.
Лордкипанидзе между тем поравнялся с Пвревозниковым. Отброшен Воронин. На очереди Кибальник…
А Пожилков словно и не замечает этого — спокоен, хотя Лордкипанидзе рядом.
Но когда шустрый Лорд пытается вырваться вперед, занять место у бровки, Пожилков не пускает, и они бегут, бегут плечом к плечу. Бегут, бегут.
И вдруг рывок. Его делает Пожилков, а за ним остальные. Это неотразимо — момент выбран точно, как раз тогда, когда бедному Лорду нечем ответить.
И Лорд, бедный Лорд, катится назад. Будь здоров, Лорд!
Бой. Теперь Перевозников и Кибальник выходят вперед, но через шестьдесят метров Пожилков подступается к ним. Нажим — назад летит один, а вслед за ним второй. А Пожилков все прибавляет и прибавляет скорость.
Они входят в вираж, и тут сдает Кибальник. Он так резко сбавляет скорость, что Перевозников натыкается на него.
Пожилков уходит вперед. Разрыв увеличивается.
Перевозников, оправившись, бросается в бой, таща, как на длинной «сцепке», Кибальника, который бежит из последних сил. Их отделяет от лидера метров восемь, не больше.
Темп невероятно велик. Они входят в последний круг.
Приближается развязка. Еще один бросок на последней прямой, и бой выигран.
И тут атакует Перевозников. Пожилков отвечает атакой. Но слабой. Расстояние между ними быстро сокращается.
Последняя прямая. Сейчас все решат спринтерская скорость, запас выносливости, который к финишу у Пожилкова всегда чуть-чуть был больше, чем у других.
Кибальник не выдерживает и, качаясь, как пьяный, сходит с дорожки, садится на траву футбольного поля, раскачивается, будто молится.
А Перевозников снова штурмует, подбирается к Пожилкову. До финиша чепуха, метров тридцать. Стадион на ногах. — Пожилков первый. Еще первый.
И вдруг он падает. На живот. Переворачивается на спину и снова на живот. Пытается встать и падает.
А Перевозников рвет грудью финишную ленту.
Каждый спортсмен проходит через это. У каждого наступает момент, когда не хватает сил для последнего рывка. Сначала это кажется случайностью. Потом понимаешь — это не случайность. Пришел твой черед, а смириться нет мочи. И перед каждым соревнованием никак не заснуть, все думаешь, думаешь. И выходишь на старт усталый, а иногда бывает так страшно начать бег, что ноги отказываются служить. И когда проигрываешь бой, снова по ночам думаешь, думаешь, думаешь. О том, что самое лучшее в жизни осталось позади — борьба, победы, слава. Позади. И это необратимо.
А утром снова в это не веришь. Не веришь, что твой главный бой позади, а не впереди. И если не хватает сил для последнего броска, думаешь, что есть опыт, гигантский опыт, которому нельзя кануть в вечность. Он еще скажет свое слово — опыт.
Он еще хорош. У него опыт, и он умеет так хитрить, как никто.
Через месяц — первенство Москвы. Там он докажет — себе и всем…
Впервые за много лет он приехал в Ясень, чтобы тренироваться и думать.
С того дня и до конца сбора они тренировались вместе. Поначалу заслуженный мастер спорта пропускал Костю вперед, и тот задавал темп. Набегали они в эти дни обычную Костину норму — по 15, 20, 30 километров с постоянной скоростью.
Но постепенно, так, чтобы Костя не почувствовал резкой перемены, Пожилков стал менять структуру тренировок. Теперь они пробегали в быстром темпе отрезки в 3–4 километра и переходили на медленный бег, расслабляясь. Потом спортивный шаг и снова бег в быстром темпе.
Костя знал: такая структура тренировки не для марафонца, но возражать не стал. Великому стайеру виднее. Да и как мог знать Костя, к чему клонит великий стайер?
Уже перед отъездом со сборов Пожилков сказал Косте:
— Я хочу, чтобы ты выступил со мной на стайерской дистанции — пять тысяч метров. Вне зачета, конечно.
Они мылись в это время в душевой.
— Я хочу, — продолжал Пожилков, — чтобы ты выступил, а там будет видно, слышишь, парень?
Костя вышел из своей кабины.
— Ах, вот оно что! Вместе с вами.
Пожилков стоял к нему спиной, намыливая голову, стриженную «канадкой». Костя смотрел на его жилистую спину и наливался злостью.
Он спросил:
— Зачем я должен это сделать, а?
— Возьми себя в руки, старик, — сказал Пожилков равнодушно, — умоляю.
— Зачем я должен это сделать?
Пожилков на ощупь положил мыло на полку и полез под душ.
— Кому это надо? — повторил Костя.
Пожилков вышел из кабины, вытирая ладонью лицо.
— У человека, — сказал он, — который не умеет себя держать в руках, нет будущего.
— Плевать!
— Возьми себя в руки.
— Если вы еще раз это скажете…
— Oy — сказал Пожилков. — Я хочу, чтобы ты со мной бежал эту дистанцию. Каприз. Имею я на него право?
— Ну как же, — выдохнул Костя, — вам все позволительно. Но со мной это не пройдет, так и знайте.
— Буду иметь в виду. Сутки тебе на размышление. Думаю, хватит.
2
Поле, трибуны и все вокруг точно вымазано солнцем. Солнце… Оно бьет в лицо, потом палит в висок, потом в затылок; когда пройден первый круг, снова бьет в лицо, и кажется, еще секунда, и кожа на лбу, щеках сморщится, запузырится, словно яичница на сковородке. Плюс тридцать восемь — небывалая жара.
А Костя не переносит жару. Это его недостаток.
Но пока он бежит хорошо, здорово. Ему даже весело. Они с Пожилковым всех надули. Провели. Ошарашили. Прямо со старта ринулись вперед, точно на стометровку, и сразу оторвались от основной группы метров на полтораста.
На это Пожилков и делал ставку: ошарашить противника, спутать карты. Никто не ожидал от него такого начала. Никому и в голову не могло прийти, что Пожилков откажется от выжидательной тактики, которая верой и правдой служила ему столько лет и в которой нет ему равных в мире. Никто не ждал, что он возьмет на себя лидерство, да еще этаким образом.
Но он взял.
Костя идет за ним, как на привязи.
Перед самым стартом Пожилков все твердил ему: «Ты должен бежать за мной, как на привязи». — «Ладно». — «Ты слышишь, как на привязи!» — «Ладно». — «И сильней работай руками». — «Да ладно!» — «И ни в коем случае не отставай от меня, ты слышишь, ты понял?»
Он старается. Выше бедро, сильней руками… Он делает, что велено, как договорились.
Ну и темп!
Они вошли в третий круг. Пожилков — в полутора метрах впереди. Они бегут в ногу. Костя чувствует, как отяжелели его ступни и земля будто затвердела, словно под ним асфальт. Но он старается…
Жара!..
Еще круг. Жарко! Вот так жара, будь она трижды проклята!
Костя бежит, как на привязи. Бронзовые, мокрые от пота плечи великого стайера поблескивают на солнце, точно вспышки фотоламп.
Они бегут в ровном темпе и, судя по тому, что с первого ряда трибун им машут белым платком, укладываются в свой график. А в нем учтено все, в том числе физические и скоростные возможности основных соперников, которые, само собой, попытаются сначала сократить разрыв, достать, а затем обойти лидеров. Но когда они достанут, великий стайер будет на финише.