Лейтенант снял перчатку, вытер лицо и, опустив подбородок на кулак, задумался…
Конечно, катер, наверное, унесло далеко. Рано или поздно крупная волна освободит его ото льда. А что толку! Горючего почти нет. Кругом туман, да еще такой густой. Их хоть самих спасай. Да и сколько времени прошло! День-два! А может быть, и больше… На поясе у него охотничий нож, но как до него добраться! А если и доберется, что сможет сделать парализованный, полуживой человек с молодым здоровым зверем!» Во всяком случае, если сразу не съел, то пока сыт — не тронет… С этими мыслями лейтенант опять погрузился в какой-то полусон, полузабытье.
В воспаленном мозгу так, словно он ее чувствовал, назойливо и нудно, как звук одинакового тона, пульсировала одна и та же мысль: «Только не заснуть. Не смей спать, не спи. — Лейтенант опять приподнял начинающую тяжелеть голову. — Не спи, слышишь, не спи!» Но сил уже не было. Отяжелевшие веки смыкались сами собой. Голова безжизненно упала на руки. И, уже засыпая, он все еще шевелил губами: «Только не заснуть, спать нельзя — это смерть… смерть… смерть…»
Проснулся лейтенант от ощущения чего-то влажного и шершавого на лице. Прямо перед глазами он увидел длинный красный язык, два белых огромных клыка в раскрытой пасти зверя.
Лейтенант отпрянул назад и правой рукой ударил медведя по морде.
— Брысь, гад, сволочь, людоед проклятый!
Медведь отстранился, лег на бок и, размахивая лапами, сбил с лейтенанта шапку. Передними лапами он притянул ее к себе, затем отбросил задними, опять притянул и, повернувшись к человеку, лизнул его в лицо…
«Играет, собака, — радостное тепло разлилось по телу лейтенанта. — А ведь во всех справочниках написано, что белый медведь самый свирепый хищник…»
Лейтенант взял шапку и несколько раз легонько ударил медведя по морде. Тот одобрительно заурчал, одновременно стараясь поймать шапку зубами.
— Ну вот, друг, раз я для тебя невкусный, сходил бы еще за рыбкой, — лейтенант хлопнул медведя ладонью по носу и надел шапку.
И зверь как будто понял. Он поднял голову, понюхал воздух и, тяжело встав на ноги, прихрамывая, пошел к торосам.
В следующий раз лейтенант пришел в себя оттого, что лед под ним словно качается на волнах. Неподалеку сидел медведь. Рыбы около него не было. Он тревожно вертел головой, словно чувствовал приближение какой-то опасности. Откуда-то издалека доносился слабый шум, похожий на шум прибоя. Лейтенант приподнялся и ощутил всем телом, что лед уже не так сильно давит на его ноги. Он посмотрел назад и понял беспокойство медведя. Почти поперек тороса, где лежал лейтенант, проходила узкая глубокая трещина. Торос медленно рассыпался, куски льда соскальзывали вниз и с бульканьем исчезали в воде. Лейтенант уперся руками в лед, напружинил мышцы и, превозмогая сверлящую, отдающуюся во всем теле боль, срывая ногти дернулся вперед и выполз из-под обломков. Обессиленный, весь взмокший от пота, тяжело дыша, он уткнулся головой в мягкое, пахнущее рыбой и морем брюхо медведя. Кровь густыми волнами приливала к голове, руки дрожали. В ушах шумело, бешено колотилось сердце. Но он был свободен.
Несколько дней над небольшим островком, оставшимся oт ледяного поля, бушевала пурга. Ветер и мелкий колючий снег, как сквозь гребенку, дули холодом через зубья торосов. Прижавшись к теплому медвежьему боку и засунув под его огромную лапу голову, человек лежал, надежно укрытый от непогоды. Ни тюленей, ни рыбы не было — человек и зверь уже давно голодали.
Прислушиваясь к ударам медвежьего сердца, обессилевший от голода и нечеловеческих страданий, лейтенант поймал себя на том, что в его воспаленном сознание промелькнула мысль — один хороший удар остро отточенного охотничьего ножа, и у него будут гора мяса и теплая шкура. Будет жизнь…
«…Так, значит, вот как это происходит, — подумал он. — Когда жизни угрожает опасность, микроскопическое зернышко подлости и гнусности, заложенное где-то в самой дремучей глубине, начинает прорастать, развиваться, искать оправдания и опутывать совесть…» Описав дугу, нож, оставляя на воде круги, исчез в полынье. Человек прижался покрепче к теплому беку зверя, проглотил голодную слюну и под ритмичные удары его сердца заснул…
Казалось, тысячи кузнечиков стрекочут у самого уха лейтенанта. Он поднял голову и, стряхивая сон, попытался приподняться на обессилевших от голода, дрожащих и несгибающихся руках. Первое, что он увидел, был стоящий со вздыбленной на загривке шерстью медведь. Он смотрел куда-то в глубину ледяного поля и глухо рычал. Лейтенант перевел взгляд и увидел за торосами, метрах в двухстах от себя, вертолет. От него к лейтенанту перепрыгивая через трещины, бежали люди.