— Жалкое утешение для мира науки, если вы оставите неоконченной ту работу, которую никто, кроме вас, не может выполнить. По крайней мере позвольте мне попробовать первому, а затем, если опыт окажется безобидным, сами можете последовать моему примеру.
Личная опасность никогда не остановила бы Чэлленджера, но мысль, что научная работа может остаться незаконченной, сильно повлияла на него. Профессор заколебался, и, прежде чем он успел принять то или иное решение, я метнулся вперед и вскочил в кресло. Изобретатель на моих глазах взялся за рукоятку. Послышалось какое-то щелканье, в в глазах у меня все смешалось и затянулось пеленой. Когда зрение мое прояснилось, а увидел перед собой изобретателя все с той же отталкивающей улыбкой на лице, а через его плечо пристально глядел на меня Чэлленджер. С обычно румяных, как яблоко, щек профессора сбежала вся краска.
— Ну, продолжайте же! — сказал я,
— Все кончено! Вы великолепно соответствовали назначению моей машины, — ответил Немор. — Сойдите, а профессор Чэлленджер, без сомнения, с готовностью воспользуется своей очередью.
Никогда я еще не видел моего старого друга в таком смятении. Железные нервы на момент совершенно изменили ему. Дрожащей рукой он ухватился за мое плечо.
— Это правда, Мэлоун! — произнес он. — Вы исчезли. В этом нет никакого сомнения. На миг возник туман, а потом пустота!
— Как долго я отсутствовал?
— Две-три минуты. Признаюсь, я ужаснулся. Не мог себе представить, что вы возвратитесь. Затем он щелкнул этим рычагом, если только это рычаг, перевел его на другой вырез, и вы вновь оказались в кресле, слегка изумленный, но в остальном такой же, как всегда. При виде вас я возблагодарил небо! — он отер влажный лоб большим красным носовым платком.
— Пожалуйте, сэр! — сказал изобретатель. — Или, может быть, вам изменяет мужество?
Чэлленджер с явным усилием овладел собой. Потом, отведя в сторону мою протестующую руку, уселся в кресло. Рукоятка, щелкнув, переместилась на номер третий. Чэлленджер исчез,
Я ужаснулся бы, если, бы не полное хладнокровие человека, управлявшего машиной.
— Интересный процесс, не правда ли? — заметил он. — Принимая во внимание устрашающую индивидуальность профессора, странно подумать, что сейчас он — молекулярное облако, повисшее в какой-то части этого здания. Теперь он, конечно, всецело в моей власти. Если я предпочту оставить его в разобранном на атомы виде, ничто на свете не помешает мне это сделать!
— Я очень скоро нашел бы способ убедить вас в обратном.
Улыбка опять превратилась в злобный оскал.
— Неужели вы воображаете, что подобная мысль вообще могла прийти мне в голову? Подумать только, растворение великого профессора Чэлленджера! Ужасно! Ужасно! Но вместе с тем он был менее вежлив, чем следовало бы. Не думаете ли вы, что небольшой урок…
— Нет, не думаю.
— Хорошо, назовем это курьезом демонстрации. Скажем, нечто такое, что даст материал для интересной заметки в вашей газете. Так, например, я открыл, что волосы, обладающие совершенно иной вибрацией, чем живые органические ткани, можно по желанию включать в процесс разложения и обратного соединения или же выключать из него. Было бы интересно поглядеть на медведя без шерсти.
Новое щелканье рычага. Мгновенье спустя Чэлленджер вновь восседал в кресле. Но что за Чэлленджер! Остриженный лев! Разозлившись при виде сыгранной с ним шутки, я все же едва удерживался от хохота. — Огромная голова его стала лысой, как у младенца, а подбородок — гладким, как у девушки. Теперь, когда он лишился своей величественной черной гривы, на нижней части его лица выпирали вперед челюсти, и великий профессор стал похож на старого бойца-гладиатора, избитого и распухшего, с челюстью бульдога над массивным подбородком.
Было ли этому причиной выражение наших лиц — не сомневаюсь, что гнусная усмешка изобретателя стала еще шире при виде этого зрелища, — или что-либо другое, но рука Чэлленджера взметнулась к голове, и он осознал свой позор. В следующий миг он выпрыгнул из кресла, схватил изобретателя за горло и повалил его. Зная непомерную силу Чэлленджера, я был убежден, что шутнику пришел конец.
— Ради бога, будьте осторожней! Если вы убьете его, никто не сможет вам помочь! — закричал я.
Довод этот подействовал. Даже в самые сумасшедшие моменты Чэлленджер всегда прислушивался к голосу рассудка. Он вскочил на ноги, потянул за собой дрожащего изобретателя.
— Даю вам пять минут! — произнес он, задыхаясь от ярости. — Если через эти пять минут я не стану таким, каким был, я вытряхну всю жизнь из вашего негодного, жалкого тела!