И пока мне вообще не удалили больной зуб, я не менял этой временной пломбы.
Но не потому ли я лишился этого зуба?
173 года в комсомоле…В кают-компании торжество. Сегодня 40-летие ВЛКСМ. По такому случаю — дополнительный свет и пять бутылок мадеры — в честь пяти комсомольцев-зимовщиков. А пельмени пока не готовы. Но это даже хорошо, торжественная часть еще не началась.
Открывает вечер Филиппов.
Брязгин, который обещал для нас делать фотоснимки, вскакивает как по команде:
— Щелкнуть?
Я кивнул.
Брязгин тут же начинает щелкать Филиппова — и с отдаления и вблизи. О, в этом застенчивом метеорологе (и будущем начальнике станции СП-11) живет заправский фоторепортер!
— Щелкнуть? — шепотом спросил Брязгин и показал на притихшую в ожидании аудиторию.
Снова киваю.
Вспышка магния.
— Я вчера подсчитал, — говорит Филиппов, — что все мы пробыли в комсомоле… сто семьдесят три года. Все сотрудники станции и наши гости — корреспонденты были комсомольцами…
Кончилась торжественная часть.
— Сейчас будут пельмени! — радостно сообщает Сергей Тарасович.
Открыли бутылки, наполнили кружки.
— За большой комсомол и за малый! За его самую молодую ячейку на льдине!
А потом заиграло трио: две гитары и ударные. На ударных играл я. Вместо барабана доктор Странин принес мне металлический ящичек для медицинских инструментов. А палочки мне заменили две ложки. Мы играли с упоением и вместе со всеми пели:
Комсомольцы, ваша слава Не померкнет, не помрет…И не было среди нас ни одного бывшего. В этот вечер мы все были комсомольцами, несмотря на то, что мадеру выдали только в честь пятерых из нас…
…Кругом ночь. Полярная ночь. А знаете ли вы, что такое полярная ночь? Это небо в алмазах, в россыпях звезд и волшебном зеленоватом свечении северного сияния. Это морозы градусов этак под пятьдесят-шестьдесят. Это ледяные штормы подчас восьми-десятибалльные. Это запорошенные трещины в старых паковых льдах, в которые можно окунуться на глубину четырех и более километров. Это белые голодные медведи — бродяги, разбуженные в торосах дрейфующими льдинами. «Милые», «забавные» белые медведи, с которыми куда безопаснее встретиться в зоопарке, чем… в естественных климатических условиях.
Ах, вы не знаете, что такое полярная ночь! Она длинная, долгая, беспросветная. Но люди, которые там живут, трудятся, борются, почти не спят. Чтобы покорить такую ночь, нужно позабыть о сне. И зачем называть этих людей мужественными, отважными, самоотверженными, когда есть одно вмещающее в себя все эти понятия слово — полярники.
Станислав ЛЕМ
ДОКТОР ДИАГОР
Я не мог принять участия в XVIII Международном кибернетическом конгрессе, но старался следить за его ходом по газетам. Это было нелегко: репортеры обладают особым даром перевирать научные сведения. Но только им я обязан знакомством с доктором Диагором — из его выступления они создали сенсацию мертвого сезона. Если бы в то время в моем распоряжении оказались специальные издания, я бы даже не узнал о существовании этого удивительного человека, так как его имя было упомянуто только в списке участников, но содержание его доклада нигде не публиковалось. Из газет я выяснил, что его выступление было позорным, что, если бы не благоразумная дипломатичность президиума, дело кончилось бы скандалом, ибо этот никому не известный самозванный реформатор науки обрушился на известнейшие авторитеты, присутствующие в зале, с бранью, а когда его лишили голоса, разбил палкой микрофон. Эпитеты, которыми он угостил светил науки, пресса привела почти целиком, зато о том, чего же все-таки хочет этот человек, она умалчивала так тщательно, что это возбудило мой интерес.
Вернувшись домой, я начал искать следы доктора Дйагора, но ни в ежегодниках «Кибернетических проблем», ни в новейшем издании большого справочника «Who is who»[1] не нашел его имени. Тогда я позвонил профессору Коркорану: он заявил, что не знает адреса «этого полоумного», а если бы и знал, все равно бы мне его не сообщил. Только этого мне и не хватало, чтобы заняться Диагором как следует. Я поместил в газетах несколько объявлений, которые, к моему удивлению, быстро дали результат. Я получил письмо, сухое и лаконичное, написанное, пожалуй, в неприязненном тоне: тем не менее таинственный доктор соглашался принять меня в своих владениях на Крите. По карте я установил, что они находились в каких-нибудь шестидесяти милях от места, где жил мифический Минотавр.