Научные споры разгорелись с новой силой. Было непонятно, случайно ли пропали именно балтийские угри или закономерно сбились с незнакомого пути, плывя по нему впервые?
— Опровергает ли их исчезновение вашу магнитную гипотезу? — спросил я у Елены Павловны.
— Не знаю, — жалобно ответила она. — Понимаете, во время шторма приборы отметили сильную магнитную бурю, даже радиосвязь временами прерывалась. Может, именно она сбила угрей с правильного курса — ив первую очередь балтийских, привыкших к иным природным условиям…
— Но тогда это подтверждает вашу гипотезу.
— Не знаю! — повторила она, пожимая плечами. — Дело в том, что местные угри, с которыми удалось восстановить теперь контакт, плывут на такой глубине, где их в самом деле может нести к Гибралтару мощное течение.
Она ушла к себе в лабораторию, а я остался в недоумении стоять посреди палубы. В самом деле, как же разобраться, что за таинственный компас ведет угрей в морских глубинах? Если бы можно было расспросить их самих…
Вечером для обсуждения срочных научных вопросов собрался расширенный Ученый совет. Но мне Логинов присутствовать на нем не разрешил.
— Вы будете мешать, — сказал он.
— Чем?! Я пристроюсь где-нибудь в уголке и буду сидеть тише мыши.
— Вы можете засмеяться или просто у вас вырвется какая-нибудь сбивающая реплика, — неожиданно сказал Логинов.
Я вытаращил глаза:
— Неужели на ваших заседаниях бывает так смешно?!
— Человеку постороннему они могут показаться… несколько странными. Дело в том, что мы иногда проводим обсуждения по особому методу. У психологов он называется «методом мозговой атаки».
— Тем интереснее побывать на таком заседании! А в чем заключается этот метод?
— Прежде всего на таком обсуждении дается полная свобода для фантазии всех присутствующих, чтобы никто не стеснялся высказываться. В группу фантазеров мы стремимся даже подбирать людей, близких по темпераменту. Председатель — главный фантазер — очень кратко и по возможности в увлекательной форме ставит на обсуждение наболевшую проблему. Потом по очереди высказываются все желающие. Любые предложения, максимум в двух фразах…
— Даже самые бредовые?
— Даже. Категорически запрещается при этом смеяться, подавать реплики или делать замечания. Полная свобода «озарениям» и фантазии! Важно освободить мышление каждого от общепринятых догм, в этом весь фокус…
— Но ведь они такого напредлагают! — вырвалось у меня.
— На прошлом заседании, перед выходом в море, было за пятнадцать минут внесено шестьдесят одно предложение. Одно из них можно было внедрять немедленно, несколько нуждались в небольшой проверке, два или три требовали более длительного изучения, и лишь немногие не имели совсем никакой ценности — их внесли просто от хорошего настроения. Ка, к вы считаете: экономичен этот метод или нет?
Такая конференция длится недолго, не больше часа, а то все устают и начинают нести чепуху, — продолжал, поглядывая на меня по привычке исподлобья, Логинов. — Все записывается на магнитофон, потом стенографируется. И эта стенограмма передается на обсуждение уже другой группе — критической. Тут уж я добиваюсь, чтобы каждое предложение было оценено беспощадно, рассмотрено трезво и деловито со всех сторон — никаких фантазий.
— Ну как же пропустить такое удивительное заседание! — взмолился я.
Но Логинов был неумолим.
— Вот видите, вы уже подходите к серьезному научному заседанию словно к цирковому аттракциону, — укоризненно заметил он. — Это очень серьезная, напряженная работа. Конечно, вы все испортите. В утешение скажу, что и самого меня не пускают на собрания фантазеров. Считают, что у меня слишком критический ум.
— Значит, главный фантазер — Волошин? — догадался я.
— Вы не лишены сообразительности, — усмехнулся Логинов. — Чтобы вести такие обсуждения, нужно обладать особым талантом. Уметь разжигать фантазию, вести ее в нужном направлении — и в то же время осторожно сдерживать, если она слишком разыграется, Но вы не огорчайтесь, — добавил он, посмотрев на мое лицо. — Я вам дам потом послушать магнитофонную запись этого сборища. Впечатление достаточно яркое, словно вы подслушиваете, сидя под столом.
Я действительно потом прослушал несколько раз запись этого совещания и нескольких других.
Впечатление было странное. Сначала Волошин произнес шутливую речь, подходящую больше для «капустника», чем для научного собрания. Сразу же со всех сторон посыпались лаконичные реплики. Некоторые предложения привлекали своей оригинальностью и казались дельными. Другие выглядели просто неуместными шутками.