— Ну, Веселов. Какая разница.
— Большая, — сказал Учитель. — Значит, он видел Маргасова?
— Тот шел по Зачатьевке.
— И что ж Веселов? Позвал милицию?
— Не успел. Пока бегал туда-сюда… Может, того отпустили, а? Маргасова? — предположил Семен.
— Отпадает, — сказал Учитель. — И с чего тогда человеку бегать по чужим углам, сам подумай. Если есть собственная берлога? Но он там и носа не показывал. Я проверял. И я-то еще подумал: что это там участковый день и ночь сидит в его квартире? А оно вон, оказывается, что?
— Да уж верно, что бы ему там сидеть, — согласился Семен.
Ну да, Маргасов прошел по той стороне проезда, напрягшись всей кожей. И казалось, просто протяни в его сторону палец, и он вздрогнет, как лошадь, даже за сто метров. Настолько она была натянута, его кожа.
— В том-то и дело, Сема, — сказал Учитель. — Когда у гражданина с государством лады, он ходит по улицам смело. И, уж во всяком случае, живет в собственной квартире. Но от милиции не скроешься. Подполковник Марков достанет хоть из-под земли.
Семен взглянул на свои старенькие часы и взгрустнул по «Омеге».
Как он тогда ни прятал их под рукавом, Учитель заметил в первое утро и всполошился.
— Это что такое? — вскричал он. — Где ты взял вещь, которая тебе явно не по средствам?
— Братишкин подарок, — соврал Семен, — братишка ходит в загранку. А там они по дешевке. Что ковры, что часы.
— Опять. Опять ты взялся за свое, — сказал Сергей Сергеич возмущенно.
— Случайно, — признался Семен. Врать Учителю было бесполезно. Он видел насквозь.
И не к чему было объяснять, что уже только при одном виде человека Семену хотелось у него что-нибудь отнять. И сдержать себя стоило усилий. Но Учитель не принимал оговорок.
— Если это как болезнь, ходи только по людным местам, где побольше народу, — сказал Сергей Сергеич. — Избегай пустынные закоулки, где так и тянет ограбить.
— В последний раз, ей-богу, — пообещал Семен, потому что в такой ситуации сказать было более нечего.
— Нет, я больше тебя не знаю. Негодяй, — сказал Сергей Сергеич.
— Честное слово, — добавил Семен.
Вот и сейчас он сразу с подозрением уставился на его запястье. Семен усмехнулся.
— Ты должен стать другим человеком, — сказал Учитель.
— Я и становлюсь. Даже никаких чаевых. Они оскорбляют мое человеческое достоинство, — произнес Семен с усмешкой.
Невольно получилось так, будто он дразнил Учителя. Поэтому Семен добавил, едва ли не заискивающе:
— И план я дал сто два процента. Была благодарность в приказе.
— Молодец! И вот что. Возьми-ка отпуск. Съездишь на юг. Ну, скажем, в Краснодар. Растрясешься. Смена обстановки очень кстати, понимаешь сам.
В таких делах Семен полагался на Сергея Сергеича целиком. Старик знал, что к чему, и уже предостерег Семена не от одного скользкого шага. Семен вышел тогда из колонии, совершенно не представляя, каким еще способом можно добывать себе на житье, как только не испытанным старым. К обычной работе он еще с молоком матери-барахольщицы впитал твердое презрение. И сидеть бы Семену опять в заключении, не возьми его под крыло Учитель. Был он раньше безнадежным уличным грабителем, но Учитель научил его «ремеслу». И теперь он, Семен, стал «человеком».
— И еще: найди-ка сегодня Веселова и передай, пусть он дней на шесть и думать забудет о своей даче, — произнес между тем Сергей Сергеич, — будто ее и нет, дачи. Если сунет нос, скажи: «Не поздоровится».
— Понятно, — сказал Семен, — это связано с тем самым?
— С тем самым.
— Понятно, — повторил Семен.
Прежде он съездил в свой парк и столковался с начальством насчет отпуска. Сезон отпусков миновал, и начальство не упрямилось.
Отсюда Семен отправился на квартиру Веселова. На звонок вышел сам Весло в тренировочных брюках с белыми лампасами и в тапочках на босу ногу. Под потертой замшевой курткой белела майка.
— Это ты? — произнес Весло. — Ну, как там среагировал Серега на Маргасова? Небось пришлось не по нюху?
— Известно. Думает, смотался. Подфартило, и утек. Папка с мамкой дома?
— Папка на трудовом посту. А мать, как всегда, сидит где-нибудь в кино.
Они зашли на кухню, сияющую кафелем, белизной плиты и холодильника. Весло достал носком трехногую табуретку, придвинул и сел.
— Ну? — спросил он.
— Вот что, — сказал Семен, осторожно облокачиваясь на кухонный стол, — вот что, дней на шесть дача для тебя закрыта. Не суйся — потерпи.
Весло недовольно поморщился.
— Серега сказал?
— Он самый.
— Что-нибудь солидное?
— Узнаешь потом. Всему будет время. Твое не уйдет.
— Не уйдет, не уйдет, — передразнил Весло, слетел с табуретки и забегал по кухне. — Крохи со стола? Объедки?
«Ну и арап, — подумал Семен. — Привык у папаши на дармовщину. Так и здесь: и загрести и руки оставить чистыми».
— Мне финансы нужны, понимаешь? Я совсем голоштанный, — трагически сказал Весло и показал волосатую грудь.
— А что отец? — спросил Семен с недоверием.
— Кричит: кровосос! На тебя не напасешься, — произнес Весло саркастически и плюхнулся на табурет.
— Но что-то он все-таки подбрасывает? Какую-то деньгу? — возразил Семен, не поддаваясь.
— Эх, старик. Ты не представляешь, как это унизительно, — сказал Весло.
Семен в самом деле не представлял. По той простой причине, что ему никогда не давали отцовские деньги и сопутствующее этому чувство унижения ему не было известно. Поэтому он не поверил Веслу.
Таким, как Веселов, он завидовал с детства. У подобных ребят еще всегда водились денежки на мороженое или ситро, только стоило им запустить ладонь в карманы своих вельветок. А ему приходилось таскать из-под носа у тетки. Да и у тетки их было кот наплакал.
— Надо иметь свои. Это вернее всего, — закончил Весло и свесил голову на грудь.
— А что же твой бокс? Кружок там или секция, как ее?
— Таким, как я, не очень платят за кружок. Не чемпион Европы, — усмехнулся Веселов.
— За чем же дело? Кто тебе мешает? Начисть всем рожи. И будь.
— Интриги, старик. Затерли вашего Веселова.
Говорил бы он это кому другому, только не ему. Семен собственными глазами видел, как за Веслом по всему рингу гонялся один белобрысый малец. Малец был из новичков, и Весло, рассчитывая на легкую победу, пригласил его, Семена, поглазеть на триумф.
— Засеки по часам. Уложу на второй минуте. Побалуюсь и уложу, — сказал Весло, уходя в раздевалку.
Когда ударил гонг, Весло набычил голову и сразу полез на мальца. Но малец оказался другого сорта, он выдержал этот напор и затем, уловив удобный случай, съездил Веслу в челюсть. А потом на Весло было срамно смотреть. В третьем раунде он кидался на шею мальца, словно к родному отцу перед разлукой, а тот обрабатывал его кулаками, будто лепил из глины скульптуру. И так и этак! Когда все это кончилось, Весло, малиновый и рыхлый, точно так же нес чепуху про судейские интриги… Как и сейчас, на кухне.
— Тогда иди на производство и работай, — безжалостно обрезал Семен и, чтобы не переборщить, добавил: — Ладно, я с ним поговорю. Видит бог, не обидим. — И сделал шаг к выходу. — В общем с дачей учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.
— Тогда все будет спок, — заверил Весло, шаркая шлепанцами за спиной Семена.
— Как и с актером? Тоже было «спок», — усмехнулся Семен, хотя и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил пощады.
— А что с актером? Что с актером? — заволновался Веселов, опять по-лакейски забегая вперед. — Ну кто думал? Известен, знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты бы проверил?
Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в загашнике.
На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей Сергеич отвел его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.
— Дал бы ты, Сергеич, телефон, — попросил Семен на всякий случай, когда они сидели в такси. — Чуть что, и я бы звякнул.
— Сема, — сказал Учитель. — Домой еще не провели, а служебный номер сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.