17
— Так вы говорите, Бах, «Магнификат»? — спросил полковник. — Надо будет послушать.
У полковника было крепкое, остро очерченное лицо прибалта, светлые, очень светлые глаза.
— Можно зайти к Борисоглебскому, — сказал я.
— Володе? Он учился с моим сыном.
Он пролистал лежавшие перед ним бумаги.
— Теперь я могу объяснить вам все по порядку.
— Кое-что я уже понял.
— Но главного не знаете… Года два назад к нам иностранной разведкой был заброшен некто Лишайников. Действовал он без особого успеха, но, наконец, ему удалось раздобыть по-настоящему важный материал на севере, на военном объекте. В тот день резидента должны были взять. Оторвавшись на миг от наблюдателей в Гостином дворе, Лишайников случайно встретил одного типа по кличке Грачик, мелкого фарцовщика, который когда-то попался на крючок. Грачик был ненадежен для серьезных заданий. Трепач, трус, гуляка. Поэтому резидент больше и не связывался с ним. Но, затравленный, он решается на почти безнадежный шаг: вручает Грачику рулончик с микропленкой и сообщает пароль, город и имя адресата — «механика» Ложко. «Механик» — тщательно законспирированный связной. Кличка — Сильвер, «серебряный». Резидент как будто губит этого сообщника, доверившись фарцовщику. Но именно потому, что Лишайников поступил «не по правилам», опрометчиво, фокус удался. Дальше снова вмешивается случайность. Этот Юрский встречает Грачика, о котором наслышан как о «бывалом коммерсанте». Он сообщает об иконе. Но Грачику не до коммерции. Он напуган. Боится резидента, боится и уголовного кодекса. Опасность, говорят, заставляет быть изобретательным. Грачик решает переложить задание на другого, хотя тот и не будет знать об уловке. Фарцовщик осматривает икону, незаметно вставляет в щели рассохшейся доски рулончик. И дает Юрскому «направление» к Ложко. Мол, тот все устроит, даже отвезет куда угодно.
Юрский, прихватив акваланг, приезжает к нам в город. В закусочной этот юнец расспрашивает о «механике» и сталкивается с Маврухиным. Тот узнает, что речь идет о крупной сделке, и решает примазаться. Он сводит Юрского с Ложко. Теперь Маврухин — третий в опасной игре.
Ложко догадывается, что сработал какой-то аварийный вариант и «подарочек» привезли не зря. Он осматривает икону и достает микрофильм. Надо срочно доставить его за границу. Но двое ненадежных людей — Маврухин и Юрский — могут в любую минуту навести на след. Первый, чтобы не продешевить, уже начал «интересоваться» древнерусским искусством. Второй пока что притаился на корабельном кладбище, но ему приходится приплывать к «Онеге» — заряжать с помощью Маврухина акваланг.
Сильвер, играющий роль паренька с Волги, — хорошо подготовленный агент, безжалостный, решительный и находчивый. Он принимает план: покончить с Маврухиным так, чтобы подозрение в убийстве пало на Юрского, который также должен исчезнуть. Пока будет идти расследование, «Онегу» выпустят из порта — и концы в воду. Еще перед отправкой «механика» снабдили планом подводных сооружений форта, где были припрятаны рация, оружие, код. «Механик» предлагает Маврухину заманить Юрского в этот лабиринт — там якобы более надежное убежище — и оставить на веки вечные. Икону, мол, они реализуют вдвоем. Юрскому объясняют, как пробраться под водой в отдаленную камеру. Баллоны акваланга на этот раз заполняют без фильтра, позаботившись о том, чтобы туда попало достаточно выхлопного газа. А Юрский… Он охотно идет навстречу новому приключению. Икону ему возвращают, предварительно завернув в полиэтилен. Опасаться подвоха, стало быть, нечего.
Почти без памяти он добирается до убежища. Газ оказывается ядовитым. Юрский пытается вынырнуть из убежища без акваланга, как это делал Ложко, но подводный лаз уже перекрыт решеткой. Капроновый шнур, который указывал путь, изрезан.
Между тем, обеспечив алиби с помощью магнитофона, «механик» проводит вторую «часть операции: убирает Маврухина. Он допускает только одну маленькую ошибочку. Но откуда ему знать, что его может выдать немецкий композитор, живший триста лет назад? Остальное известно вам…
— «Механик» догадался, что я послан угрозыском?
— Не огорчайтесь — да. Он был в своем деле асом. Поэтому делал все, чтобы навести вас на ложный след, на Юрского. Напомнил, что видел Маврухина на площади Марата — он ведь наблюдал за «компаньоном». Поддержал поммеха, когда тот вспомнил о загадочном шуме в машинном отделении. Предусмотрел и то, что на судне произведут обыск: отсюда трюк с буйком…
— А я-то сводил все к одной иконе.
— Кто не ошибается? Важен конечный результат. Все мы работаем сообща… Кстати, профессор Злотников вылетел из Ленинграда. Повторную операцию Петровскому сделают вечером.
Полковник проводил меня до дверей.
— Не беспокойтесь за исход операции. Когда-то Злотников почти по частям собирал одного человека. Удалось.
Об этой операции я уже слышал от Шиковца. Пациент профессора стоял сейчас рядом со мной.
Полковник сказал:
— Хотел бы передать вам привет от майора Комолова. Разговаривал по телефону. Мы были знакомы когда-то. Посоветовался с ним кое о чем.
Он посмотрел на меня вприщур, и я почувствовал, как весь укладываюсь во взгляде этого человека, словно в окуляре перевернутого бинокля.
— Хочу предложить вам перейти на работу ко мне. Надумаете — позвоните.
Серое здание, которое в областной милиции уважительно называли «соседним управлением», выходило парадными дверьми в тихий переулок. Я пошел вдоль кленовой аллеи не спеша, как отпускник, вдруг ощутивший всю тяжесть свободного времени. Дело «механика Ложко» было для меня закончено — оно в других, более умелых руках. Но я все еще жил в нем и никак не мог успокоиться.
…Мокрая палуба «Онеги», ребята, которые склонились над «механиком» и Валерой… Темная лужа постепенно расползается по доскам. «Бонстром» как-то сам выпадает из моих рук. О борт теплохода ударяется яхта, и парус нависает над нами. И вот уже Леша Крученых подхватывает Машутку. Лицо ее словно покрыто белилами. Потом я вижу Валеру, поднятого дюжими руками, два темно-красных пятна на его тельняшке. Кто-то отшвыривает ногой автомат…
Кэп накрывает «механика» простыней. Дождь все падает, и вскоре мокрая простыня принимает формы распростертого тела. Как маска, проступает лицо, и этот чужой человек, принесший к нам войну, смотрит гипсовыми глазами в серенькое, низкое небо. Зачем он пришел, зачем он согласился выполнять приказы тех, кто писал на бетонной стенке форта: «Wir gehen… aber kommen wieder…»?
Затем в грохоте и свисте над «Онегой» зависает вертолет. Люди — военные и штатские — расспрашивают меня. Человек со светлыми глазами, которого называют «товарищем полковником», задает сухие, короткие вопросы.
А между тем его помощники укладывают на дощатый стол все, что хранилось в тайнике «механика»: автомат, рацию в темном ящичке, запасную обойму… Полковник рассматривает листок полупрозрачной бумаги. «Да, вы правы, это план подземных сооружений форта».
Через два часа мы уже у второго причала. На этот раз целый отряд готов ринуться под пирс, чтобы проникнуть в помеченный на плане ход. Но кто-то должен идти первым, и я обращаюсь к полковнику: «Разрешите».
Полковник разрешает. Более того, он обсуждает со мной маршрут. Вода прохладна и темна. Тело стиснуто в узкой бетонной трубе. Вниз, до расширения — теперь поворот, налево, в кирпичный коридор. Поворот рычага, и открывается ржавая решетка. Еще раз налево и вверх, вдоль стенки, отмеченной рисунком быка.
Луч фонарика скользит по ослизлым ступенькам, а навстречу, из угла, шатаясь, идет изможденный, хрипящий человек. Он обхватывает мои плечи и плачет, заходясь кашлем, плачет вволю, как не плачут в одиночестве. У меня тоже вдруг начинает першить в горле. Я забываю о том, что передо мной человек, похитивший реликвию. Только одна фраза назойливо звучит в ушах: «Не ходите, дети, в Африку гулять. Не ходите, дети…»