Ледяные «ванны» для многих красноармейцев были делом вполне привычным. Связист бригады Константин Алексеевич Морзо-Морозов, который живет ныне в Перми, хорошо помнит ту весну.
Разлив речки Чепцы прервал связь бригады со штабом 3-й армии. Обходного пути, как ни искали, не нашли. Оставался один выход: перебросить полевой кабель через шестиверстную ширь половодья. Провод решили подвесить на шестах, укрепленных на плотиках, и на вершинах затопленных деревьев… Двое суток связисты под командой Сергея Незнамова и Константина Язева работали в снеговой воде и по пояс и по горло. Но связь была установлена. И по этому проводу из армейского штаба вскоре пришел приказ наступать, наступать на Каму, на Пермь, на горный Урал.
Вместе с полками Кизеловским и Верхнекамским — полками, состоявшими в основном из русских рабочих и крестьян, — под знаменем Особой бригады сражался и 21-й Мусульманский полк… Конечно, это название отражало не религиозную, а национальную особенность: полк был сформирован из прикамских татар. В его ротах воевал коми-пермяк Павел Кашин.
Как-то раз ночью Павел исчез невесть куда. Через шесть суток он предстал перед командиром полка целым и невредимым и передал ему секретные штабные бумаги колчаковского корпуса. Кашин пробрался в тыл к белым, убил офицера и в его форме заявился в штаб корпуса, где ему и вручили важные бумаги.
…А вот проходит мимо нас по нижнетагильской улице конный отряд разведчиков. Среди них любимец бригады Павел Саранин — лихой, отчаянный кавалерист. Он творил дела, казалось бы, совсем невероятные.
Деревня занята белыми. Павел в одиночку пробирается к ней и потом вихрем проносится по главной улице, мимо растерявшихся, остолбеневших колчаковцев. Пока белые успевают сообразить, в чем дело, и вскинуть винтовки и пистолеты, всадник уже скрывается из виду, успев, однако, заприметить на лету все, что интересовало командиров.
Когда красноармейцы хотели внезапным налетом ворваться в село, захваченное колчаковцами, они часто посылали вперед Саранина. Разведчик, переодевшись в крестьянское платье, медленно подъезжал к белой заставе. Солдаты останавливали его — кто да откуда?.. Вдруг «крестьянский парень» выхватывал оружие, и оторопевшие, ошеломленные солдаты поднимали руки кверху. А товарищи-красноармейцы тут уже, разумеется, не зевали!
Многие не дошли до Урала. Мученическую смерть принял под селом Архангельским в Коми-Пермяцком округе неизвестный красноармеец-связной Кизеловского полка (С. Н. Удников, рассказавший об этой трагедии, не установил, к сожалению, его фамилии). Колчаковцы долго пытали пленного, отрезали уши, выкололи глаза, вырезали звезды на спине и на груди. А потом сорвали последние одежды, привязали к дереву и обливали водой на трескучем морозе до тех пор, пока человек не превратился в ледяной столб, на который палачи повесили кусок фанеры:
«Всех красноармейцев, взятых с оружием в руках, ждет то же самое. Красноармейцы, приходите к нам добровольно — и будете отпущены домой».
Но «добровольцев» они так и не дождались.
Уже на подступах к Уралу, в западном Прикамье, в селе Богородском Верхнекамский полк был врасплох застигнут на привале неожиданным кавалерийским налетом белых. Пулеметчик Эдуард Рик залег под обрывом у самой речки и срезал огнем наседавших казаков. Когда отстучала последняя лента, он поднял пулемет над головой и бросил его в речную глубину. И в это мгновение его грудь пронзило несколько казачьих пик…
В походных колоннах Особой бригады, которые в тот день, 19 июля 1919 года, двигались мимо скромных строений самой обычной российской железнодорожной станции с громким иноземным названием, мы увидели бы красноармейцев с черными лентами над щербатыми козырьками их выгоревших и пропыленных добела, потрепанных и обвислых армейских фуражек. Да, с черными лентами… Мимо нас шла 9-я рота 22-го Кизеловского полка во главе со своим неизменным командиром, уральским рабочим и балтийским моряком Афанасием Назукиным.
История этих необычных лент интересна и очень характерна для той эпохи.
В Перми я разыскал двух бойцов партизанского отряда «Черных орлов», из которого сформировалась впоследствии 9-я рота Кизеловского полка, — Григория Федоровича Давыдова и Ивана Петровича Беляева. Они-то и рассказали мне о «Черных орлах».
Еще на исходе восемнадцатого года два небольших чекистских отряда, созданных рабочими Усолья и Пожвы, слились в один крупный отряд. Командиром его стал большевик Афанасий Назукин. Здесь были и двенадцатилетние ребята, винтовки которых, лихо закинутые за плечо, бороздили снег прикладами, и шестидесятилетние старики. Одеты были кто во что мог, большинство ходило в лаптях. Ни военной формы, конечно, ни военного знамени…
Начали со знамени. В январе девятнадцатого года в селе Тилино Коми-Пермяцкого округа Назукин увидел у одной из крестьянок большой кусок черного сатина, который она, кажется, припасла себе на новую, праздничную юбку, и упросил ее продать материал. Без знамени воевать нельзя было, а в тех захолустных, таежных местах красной ткани партизаны так и на нашли.
Из сатина выкроили флаг размером два на полтора аршина, отгладили, нашили буквы из белого коленкора: «Смерть врагам Советов» и «Мы их победим». А из оставшейся ткани нарезали ленточки на шапки.
Вот так и появился в прикамских лесах красный партизанский отряд «Черных орлов».
«Черные орлы» почти поголовно были большевиками. Там, в отряде, вступил в Коммунистическую партию и Иван Петрович Беляев. В его личном архиве сохранился редкий документ той эпохи — временный, самодельный партбилет.
Небольшой листок бумаги. В левом верхнем углу — штамп:
«Пожевский Комитет Соц. Демок, Раб. Партии
Большевиков
15 июля 1918 года
№ 184.
Пожва, Соликамск, у. Пермск».
В левом нижнем углу круглая печать, такая же вылинявшая, еле заметная, как и штамп: «Пожевский комитет большевиков» и «С-Д.Р.П.».
Вот и весь билет… Когда Ивана Беляева на общем собрании приняли в партию, между штампом и круглой печатью вписали его фамилию, имя, отчество и — «членский вступительный взнос 1 руб. внесен». А на обороте столбиком: «июнь», «июль», «август», «сентябрь»… Уплата взносов…
29 января 1919 года в бою под селом Архангельским в бумажник, где, сложенный вчетверо, лежал этот листок, ударила белая пуля. Билет был пробит. Счастливая случайность уберегла Ивана Петровича от тяжелого ранения, а то и — кто знает? — от гибели. В том же бумажнике лежал увесистый и широкий екатерининский пятак, которым из-за денежной неразберихи тех дней пользовались как разменной монетой.
…Недолог был отдых Особой бригады в Нижнем Тагиле и на станции Сан-Донато. И снова в путь, по пятам отступающей «Колчаковии», в Зауралье, в Сибирь. Долгий путь, гордый путь… Вскоре после освобождения Урала Особая бригада послужила ядром для вновь сформированной 51-й стрелковой дивизии Василия Блюхера, той легендарной дивизии, которая в 3-ю годовщину Октябрьской революции штурмовала перекопские укрепления Врангеля. Два «родных брата-близнеца» — Кизеловский и Верхнекамский полки, получившие при создании 51-й новые Номера — 452-й и 453-й, — прорывали знаменитый Турецкий вал. Героизм кизеловцев был отмечен в рапорте В. К. Блюхера Реввоенсовету Южного фронта. «452-й стрелковый полк, — писал начдив, — лучший полк дивизии, за время своего существования не знал поражений…» А верхнекамцы были награждены Красным знаменем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
Закончилась гражданская война, и бывшие уральские рабочие вернулись в родные края. Как новые и отныне вовек не сменяемые хозяева взяли они в свои руки бывшие владения российских заводчиков Демидовых — «князей Сан-Донато». И своеобразным напоминанием обо всех этих событиях стоит и сейчас неподалеку от Нижнего Тагила небольшая железнодорожная станция со странным и непривычным названием — Сан-Донато.