— Да ты не тяни душу, трогай. Мы теперь не с кулаками да дрекольем — семь автоматов, пулемет, на каждого по гранате.
— Ладно, Жора, — не совсем впопад закончил Самусев. — Буду живой — вернусь, ну, а ежели… В общем, сам, думаю, все понимаешь.
Нечипоренко крепко, до боли стиснул широкую ладонь Самусева, соскочил с подножки. Громоздкий автофургон рывком принял с места и, быстро набирая скорость, запылил по дороге.
Странные, ни на что не похожие чувства овладели Самусевым. Это был какой-то удивительный сплав тревоги и лихости, настороженности и гордости, горечи и уверенности в том, что все, даже самое неправдоподобно-рискованное, с этой минуты будет ему обязательно удаваться. Он знал, что даже при беззаветном героизме каждого из бойцов его маленькой группы только неправдоподобная удача, редчайшее стечение счастливых обстоятельств могут провести их отряд сквозь густейший частокол неблагоприятных случайностей.
И все же сознание того, что он, старший лейтенант Самусев, вопреки всему катит сейчас на мощной и послушной машине, не беспомощный, не одинокий, не безоружный, катит по этой врагом уже вписанной в победные сводки земле, катит как хозяин, наполняло его дерзкой мальчишеской радостью.
«Да мы и есть хозяева! Поэтому нам все и удается!» подумал Самусев.
На повороте, когда точным движением руля он «вписал» в скоростной, на полном газу, вираж многотонный грузовик, эта радость стала острой, жгучей, рвущейся наружу. И он запел: «Осоа… Осоа… Осоавиахим…»
Сидевший рядом Плотников за гулом мотора не расслышал и придвинулся:
— Это вы мне, товарищ старший лейтенант?
Самусев опомнился, смутился.
— Осоавиахим, говорю, полезное общество. Осоавиахим — это хорошо.
В кузове, вцепившись руками в железные дуги опор, стояли, прижавшись друг к другу, бойцы. Двое, проткнув ножами брезентовый навес, просматривали тракт впереди, по ходу, задние так же внимательно следили за убегающей дорогой. Оружие было наготове, в любой, даже самой неожиданной, ситуации они бы не растерялись.
За два часа покрыли пятьдесят шесть километров. У мостика, переброшенного через глубокий овраг, сориентировались. Судя по карте, взятой у убитого офицера, до ближайшей станицы оставалось километров восемь. Самусев свернул налево, ходко повел «даймлер» по ровному лугу в сторону от дороги. Километра через четыре добрались до густого кустарника, росшего по краю раздавшегося в этом месте оврага.
Отлогие склоны позволяли загнать машину вниз, замаскировать на славу. Самусев окончательно уверовал в свою командирскую удачу. Оставив старшим Зарю, он тут же пустился в обратный путь и даже позволил себе завернуть на подвернувшуюся бахчу, набросать в кузов десятка три отличных арбузов.
Правда, старик, стороживший баштан и не разделявший самусевского настроения, сыграл несколько не по роли. Он, насупившись, сосал люльку, дипломатично не обращая внимания на то, как немецкие офицеры и солдат выбирают себе арбузы покрупней и позвончей. Но проявил редкую прыть и красноречие, когда они, забывшись, решили его поблагодарить.
В ответ на русское обращение «дедушка» сторож обложил их такой замысловатой, яростной, староказачьей руганью, пожелал им, их родителям, детям и внукам столько всякого, что, растерявшись, они ретировались, даже не объяснив трубокуру, кто такие, а его заставив недоумевать, как сошла ему такая дерзкая выходка.
На обратном пути им дважды попадались встречные колонны. Но никто не обратил внимания на ремонтную летучку, идущую, со стороны фронта. Самусев только прижимал свой фургон к обочине да, непрерывно сигналя, посильней давил на акселератор. Добротная кубанская пылюка отлично завершила маскировку.
Встреча с Нечипоренко и его отрядом состоялась в намеченном месте, в условленный час, за неширокой прогалиной, через которую с основного тракта съезжали на полевую дорогу. Густая стена зелени позволяла здесь притаиться, ну, словно бы человек за углом, всего в нескольких десятках метров от трассы.
Из железной бочки, предусмотрительно оставленной в кузове, до пробки — наполнили бак горючим, осмотрели скаты, проверили уровень масла в моторе. Бойцы разместились в кузове, набросав перед задним бортом вал снопов, а на них — отборные арбузы. Как ни голодны были люди, но здесь, на трассе, пренебрегать маскировкой не приходилось. Можно было трогаться, но Самусев почему-то медлил. Нечипоренко, сидевший в кузове, откинул навес, перегнулся к водителю.
— Слушай, ты не немцев, случаем, дожидаешься?
— Угадал, — Самусев скосил в его сторону сиявшие озорным весельем глаза.
— Сдурел?
— Ни капелюшечки.
— С огнем поиграть охота?
— С дымом, — Самусев коротко хохотнул. — Понимаешь, — понизив голос, продолжал он, — что сюда мы втихую добрались — понятно. На разъезде мелькнул, и рассмотреть-то им толком было некогда. А обратно? Нас ли кто догонит, впереди ли будет стоять, один любопытный подвернись — все. Стрельба, шум.
— И что ты надумал?
— К колонне нам надо пристроиться. Пропустим и сядем на хвост. За этой пылью, как в дымовой завесе, ни один черт нас не углядит. Опять же, если КПП на дороге появились, тоже у головной машины будут документы смотреть. Подлинней бы только колонну.
— Ну, брат, такого я и в авиации не слыхал, — с сомнением покрутил головой Нечипоренко. — Своей охотой к ним в строй залезть.
— Вот-вот. Тебе задумка психованной кажется, а они и вовсе до этого не додуют. Не риск, а расчет. Психология.
— А охранение ежели? — Нечипоренко с украинской осмотрительностью желал обязательно взвесить все «за» и «против».
— Места открытые, не партизанские. А потом, дозорные-то на мотоциклах, услышит Плотников. Он специально сидит в кустах со стороны дороги. Все получится, Жорик, не сомневайся. Мы на этом слоне еще до наших доскачем.
Самый рискованный план не всегда бывает и самым трудноисполнимым. Расчет Самусева полностью оправдался. Правда, бойцам, укрывшимся в кузове, эта поездка стоила немалых нервов. Трудно сохранить спокойствие, сидя под темным пологом брезента в сотне шагов от врага. Но зато через три с половиной часа автолетучка благополучно добралась до знакомого деревянного мостика.
Машина остановилась. Плотников, сидевший рядом с водителем, выскочил с ведром, полез в овраг, к ручейку. И если кто из немцев, ехавших в конце колонны, в этот момент обернулся, он увидел бы обычную дорожную картину — грузовик с задранным капотом, солдата, доливавшего закипавший радиатор. Правда, чтобы оторваться от колонны подальше, Плотникову пришлось не раз слазить в Глубокий овраг.
Потом они свернули в сторону, и вскоре «даймлер» на малом газу съезжал в ложбину. Группы соединились.
ГЛАВА V. Решительный бросок
Выбирая для очередного привала это укрытие, Самусев руководствовался двумя соображениями. Прежде всего надо было вновь сориентироваться в обстановке — группа приблизилась к густонаселенным местам. Кроме того, следовало дать людям хоть короткую передышку. Измотанные многокилометровыми ночными переходами, недоеданием, беспрерывным нервным напряжением, бойцы буквально валились с ног.
Отдых не сулил быть особенно сытным: арбузы, варенная на жарком пламени сухого бурьяна кукуруза, по паре ломтей хлеба на брата да по кусочку сала размером в спичечный коробок — вот и весь дневной рацион. Но был у старшего лейтенанта один план, осуществление которого позволило бы отдохнуть по-настоящему и точно сориентироваться.
Володя Заря, уроженец Ставрополья, бывал здесь у родственников. Правда, достаточно давно. Однако связь со станичниками во многом могла бы упростить и обезопасить фуражировку. Когда Заря в первый раз увидел переброшенный через овраг мостик, он как будто признал эти места. И утверждал, что совсем неподалеку находится хутор, где жила его бабка.