Выбрать главу

Впереди неясно забелел купол, украшенный вензелем. Вензель горел в морозном мглистом воздухе, а над ним совсем близко мерцали равнодушные звезды. Станция подземки. Наконец-то! Арбен воспрянул духом. Сейчас он войдет в узкую дверь, опустит монету в узкую щель автомата, и неуклюжий турникет вытолкнет его на бегущий вниз, к поездам, эскалатор…

Арбен почувствовал даже нечто вроде жалости к Альве. Будто это было одушевленное существо, а не искусное материальное образование, имитирующее его, Арбена. Будто он обманул простодушного Альву, перехитрил его. Будто взялся перевести слепца через оживленную улицу и бросил его посреди мостовой. Странная вещь! Он жалел Альву, будто младшего брата, будто какую-то частицу собственного «я», пусть и не лучшую. И разве не так оно и было на самом деле?…

Вот и подземка. Арбену показалось подозрительным, что у входа не видно ни одного человека. Обычно даже в самую глухую пору хотя бы два-три бродяги греются в теплом потоке кондиционированного воздуха, вырывающегося из дверей. Арбен уже ощущал в ноздрях сухой нагретый воздух, еле заметно отдающий автолом и еще чем-то сладковатым, неприятным.

Четыре гранитные ступени… Арбен толкнул дверь. Закрыто!.. Он изо всех сил двинул ее плечом, отлично сознавая, что это бесполезно. Затем ударил кулаком по ледяному пластику. Рука, разбитая в кровь, привела его в себя. Ремонт, что ли? Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Только теперь он заметил маленький листок, косо приклеенный к колонне: «Закрыто до 4 часов. Ближайшая станция подземной дороги…» Арбен сплюнул и отвернулся. Ближайшая станция подземной дороги не интересовала его. Чтобы добраться до нее, необходимо было свернуть, а в этом случае шансы Арбена на спасение обращались в нуль. Только в гонках по прямой он еще мог надеяться уйти от своего преследователя.

Альва неумолимо приближался. Теперь его скорость — Арбен определил на глаз — составляла предельные три мили в час, средняя скорость среднего пешехода. Арбену почудилось даже, что на щеках Альвы загорелся румянец. Нет, это, наверно, причуды случайного ночного освещения.

Удивительно много мелочей можно заметить в считанные доли секунды. Не сродни ли это явление тому, что спичка, прежде чем погаснуть, вспыхивает ярче?

Арбен безвольно прислонился к колонне. Глупый конец. А разве не глупой была вся эта затея с Альвой? Ну что ж, вот и расплата. Как говорил Ньюмор? «За все в жизни надо расплачиваться. Не деньгами, так собственной кровью. Это величайший закон, открытый не мною».

Альва шагнул на первую ступень. Именно шагнул — так сказал бы любой сторонний наблюдатель. Поддался иллюзии и Арбен. Он отлично знал, что Альва, обнаружив перед собой возвышение, просто приподнимается над ним, как поднимается пар над кипящим чайником, а его ноги так просто имитируют шаги. При этом присоски не дают Альве оторваться от земли и подняться слишком высоко.

Какая ясная голова! Как четко работает мысль! Сколько он мог еще сделать для «Уэстерн-компани» и всего человечества! И через три секунды этот субъект, идущий прогулочным шагом, приблизится к нему, и все будет кончено.

От нечистой совести не уйдешь. И потом, это было так давно. Существует же, черт побери, какой-то срок давности?! Перед Арбеном мелькнуло бледное, искаженное страхом смерти лицо Чарли.

Вторая ступень.

В сознании, вытесняя Чарли (целых два блаженных месяца он не появлялся, уж за одно это можно было расцеловать Альву), вспыхнула картина далекого детства. Отцовская ферма на Западе… Старая ветряная мельница… Арбен с такими же, как он, мальчишками бегает вокруг мельницы, играя в пятнашки.

Поиграть и теперь, что ли, в пятнашки со смертью? Выиграть у костлявой несколько минут.

Третья ступень…

Пустые бредни. Эти несколько минут ему не суждены. Альва пройдет сквозь гранит, как прут сквозь влажную глину. Он пересечет купол по диаметру круга, лежащего в сечении купола, и преспокойно настигнет Арбена.

Когда цыпленок, безмятежно разгуливающий по двору, видит косо мелькнувшую тень, он не знает, что приговор ему уже подписан тяжелым росчерком крыла стервятника. Арбен знал. В этом было его единственное отличие от беззащитного птенца. Только полимерные нити длинных молекул пластика могли бы послужить преградой Альве.

Арбен подался назад, и рука его скользнула по выпуклой стенке купола. Ромбические плитки, из которых составлен купол. Холодные и скользкие, словно плитки льда. Последнее ощущение, которое досталось ему на этом свете. Если существует, кроме этого света, еще что-то — значит, он скоро встретится с Чарли.

Альва наклонился вперед, как человек, идущий против ветра. Лишь в этот миг осознал Арбен, что облицовочные плитки сделаны из… пластика.

…Человек прижался спиной к стене, раскинув руки. Второй, преодолев подъем, не спеша приближался к своему двойнику. Неожиданно человек, казалось, влипший в стену, оторвался от нее и так же не спеша двинулся вокруг купола. Картина напоминала замедленную съемку погони. Если увеличить скорость ленты, зритель увидел бы отчаянную гонку, ставкой в которой была жизнь. Но не было ленты, как не было и зрителей безмолвной сцены.

Альва, словно ожидал этого, такой же деловитой походкой двинулся за своей половиной, нырнувшей за купол. Облако скользило вдоль стены, облицованной пластиком, не имея возможности пересечь ее и, продвинувшись напряыи-к, завершить затянувшуюся погоню.

Несколько минут подарила Арбену судьба. Несколько минут, не больше. Арбен понимал это. В гонках по кругу Альва превосходил его. Казалось бы, при равной скорости преследователя и преследуемого последнему ничего не грозило, по крайней мере до тех пор, пока он не свалится, выбившись из сил. Но надолго ли эта отсрочка?

Арбен боялся оглянуться. Ему чудилось на затылке тяжелое дыхание, хотя Альва, конечно, не дышал. Нервы. Мог ли он подумать, что здоровые нервы — подарок Ньюмора — вдруг окончательно разладятся в последнюю минуту, перед самым финалом? Ему уже чудится всякая чертовщина, и даже Чарли выплыл из подсознания, красавчик Чарли. А он всю жизнь безуспешно пытался отделаться от этого видения, которое мучило его, преследовало наяву и во сне и не давало покоя. Но о Чарли он не мог рассказать никому, даже самому близкому другу, даже Линде. Возможно, если бы Арбен поделился с кем-нибудь, ему стало легче. А тут подвернулся Ныомор со своим заманчивым предложением — переписать, перенести на бессловесного Альву все тяжкие воспоминания, волнения, все, что тревожит Арбена, не дает ему спокойно дышать. Ну как тут было не согласиться?..

Они сделали несколько кругов вокруг купола подземки. Только шаги Арбена нарушали ночной покой. Альва двигался бесшумно.

Какой-то бродяга, вышедший, пошатываясь, из-за угла, остановился. Он прислонился к афишной тумбе, наблюдая за необычным зрелищем. Протер глаза и, что-то сообразив, присвистнул:

— Двоится!.. Ах ты, дьявол! — В пьяном голосе звучало отчаяние. — Уж лучше черт с хвостом, чем этакая пакость. Эй, приятель! — вдруг крикнул он. — Ты ведь один, я знаю, так чего же дурака валять?!

Он покачал головой, сплюнул и, шаркая, двинулся по улице.

— И подземка как на грех закрыта, — донеслось до Арбена.

Слух его, как и прочие чувства, был обострен до чрезвычайности.

Арбен чудом увернулся от протянутой к нему, слабо светящейся бесплотной руки Альвы. Куртка Арбена задымилась и вспыхнула. Отвратительно запахло жженой шерстью. Арбен сбросил куртку на ходу. Как завидовал он в эти последние мгновенья пьяному забулдыге, плетущемуся по улице!

Ступая дрожащими ногами вокруг купола, он отчаянным взглядом окинул расплывчатую, неясную перспективу длинной, ровной улицы, по которой он шел сюда двадцать минут назад. В самом конце улицы скорее угадывался, чем виделся, узкий луч средней фары машины. И мысль, простая и блестящая, озарила меркнущее сознание Арбена, Он может свернуть на эту улицу и двигаться к своему «безану». Альва, конечно, пристроится сзади, но это уже не страшно: в гонках по прямой, да еще на таком сравнительно коротком расстоянии, Альва вряд ли догонит его.