Сойти ей на землю я не дал, сам с последних ступенек снял и сжал в объятиях.
Куценко по плечу меня колотит:
«Эй, Зосима Петрович! Придушишь бортпроводницу нашу! Рейс сорвешь, медведище!»
Я их и познакомил. Медведище-то не я, а он, конечно, был.
Но вскоре улетела моя Лада. Не успел я с ней наговориться. Тоскливо мне стало. Еду назад по шоссе и размышляю, не пора ли на Большую землю, ведь и бабка совсем плоха!.. Одна радость — самолет из Игарки завтра утром возвращается.
Поутру я на служебном мотоцикле к аэродрому выехал. Заодно рассчитывал шоссе проинспектировать. Выезжаю прямо на летное поле. Вижу — Куценко уже на месте около бензовоза.
Стоим мы с ним на густой траве, и оба дивимся, до чего же здесь, в Заполярье, травы густые и сочные. И везде словно голубые брызги рассыпаны. Это цветы. Лето короткое, и все растущее торопится набраться сил, щедрой жизнью расцвести.
«Ну, друже Зосима Петрович, сегодня твоей бортпроводнице проверка настоящая выходит».
«А что такое?» — спрашиваю.
«Качка там, болтанка, будьте ласковы! — и Куценко указал на низкие облака. — Ям в воздухе поболе будет, чем в тундре».
Но «воздушное бездорожье» Ладин самолет благополучно преодолел и из облаков вынырнул. На посадку идет.
Почему-то я вспомнил, что не пожелал Ладе «счастливых посадок». И сразу вижу, глазам не верю: у самолета только одно шасси под крыльями выдвинулось.
Дух у меня захватило. Пугливым меня на фронте никто не считал, но тут… Пот у меня на лбу выступил. Посмотрел я на друга своего Куценко. И у того лицо мокрое, хоть полотенцем вытирай.
Вижу, самолет над аэродромом круг делает, на посадку идти не решается. Да и как тут сесть, когда даже не на «задние лапы» садиться надо, а как бы на одну лапу, если не считать переднего колеса.
Подбегает к нам водитель бензовоза. Я его сразу узнал: на шоссе встречались. Лихой водитель. Несколько раз мне казалось нарушает он правила. А поближе присмотришься — нет, все в норме.
«Разрешите обратиться, товарищ майор милиции», — говорит он мне.
Куценко к диспетчерской побежал по радио с пилотом договариваться. Я Ваню выслушал, так паренька звали, и потащил его вслед за начальником аэродрома.
Но прежде чем вам дальше все поведать, должен я рассказать, что на самолете происходило.
Летели там среди пассажиров: моряков, горняков, геологов, строителей — несколько своеобразных людей. Прежде всего Сходов Василий Васильевич, знаменитый полярник, начальник крупнейшей зимовки, все вы его знаете. Худой, сдержанный и непреклонный. Потом Пузырев Эдуард Ромуальдович, заготовитель пушнины, здоровяк, балагур, любитель поесть и попить, и не только фруктовую воду. И еще Зинаида Григорьевна, взбалмошная дамочка, каждый год свой отпуск проводившая в туристских путешествиях, привозившая в Заполярье последние моды прямо из загранпоездок. С ней рядом сидела Татьяна Петровна, скромная учительница из интерната, недавно открытого в тундре. И с ней вместе трехлетняя дочка, тоже Таня, Танечка. Ну и еще там был, так сказать, «главный герой» — Игорь Ольгович Логов, так он свое имя-отчество произносил. Окончил он недавно в Москве авиационный институт и в Арктику летал для собственного удовольствия, как «индивидуальный турист». Носил он зеленую туристскую робу на «молниях» и на ней два значка: альпинистский (первый разряд имел) и парашютистский с двузначной цифрой — по числу сделанных прыжков. С виду богатырь, лицо голливудское, бородка модная, запущенная в знак того, что «пребывает в походе». И всегда белозубая улыбка.
Начальник аэропорта прав был на счет испытания нашей бортпроводницы. Едва поднялся самолет из Игарки, начало его болтать. Проваливался он в ямы, как сорвавшаяся в шахту бадья. У людей дух захватывало, внутренности, как говорится, к горлу подступали. Многие из пассажиров не новички, привычные были, морской болезни неподверженные. Не то что моя Лада. Ей нужно было ходить, прямо держаться, обслуживать пассажиров, которым плохо становится, нарзан и таблетки всякие подносить, улыбаться. А она сама еле жива.
Тут Зинаида Григорьевна, дамочка-путешественница, и говорит:
«Простите меня, стюардесса. Что-то на вас лица нет. Так же было и на лайнере «Сабена» перед вынужденной посадкой». Лада моя от стыда, а может быть от возмущения, румянцем вспыхнула. Тогда Зинаида Григорьевна удовлетворенно заметила:
«Ну вот, теперь я спокойна, душечка. Мерси».
А Логов, альпинист и парашютист, с восхищением на Ладу смотрит. Встал со своего кресла и идет за Ладой в хвост самолета. Гитару взял и ну петь забавные туристские песенки, правда, все на один манер. Потом говорит ей вполголоса: