Вокруг начальства и офицеров вертятся в ослепительно белых одеяниях официанты из ресторана «Романия» — угощают «чайком». На подносах фарфоровые чайники, хрустальные фужеры. «Чаёк» имеет приятный вкус коньяка.
Возле правого крыла здания вокзала, под лесами, расположился военный оркестр. Звучат бравурные мелодии.
Невдалеке под каштаном Харитон замечает мальчишку-чистильщика. Задрав голову, он наблюдает за воробьями, которые устроили на дереве драку. Харитон усмехается. Сообразительный чертенок! Знает, где можно подзаработать. Харитон направляется к чистильщику. Тот, еще издали увидев клиента, достает из короба щетки и начинает махать ими, как бы стряхивая с сапога пыль.
— Ну и как, без дела не сидишь? — спрашивает Харитон.
Чистильщик шмыгает носом.
— Что за работа? Один даст лею или марку, другой подзатыльник. Вам на сколько блеска — на одну лею, на две?
— Сначала посмотрим, каков блеск.
— О, такого блеска не найдется и в Париже.
— Тогда на десять лей.
Харитон меряет чистильщика с ног до головы оценивающим взглядом. Из такой вот голодной шпаны можно сколотить незаменимый легион тайных осведомителей.
— Скажи: тебе хочется заработать денег?
Холодные глаза Харитона испытующе сверлят паренька.
— Гы-ы-ы! Шутите, господин! — смеется чистильщик и шмыг-шмыг щетками по сапогу.
— Товарищи у тебя есть?
Настроение мальчишки моментально портится.
— До войны со мной многие водились…
— Ах вон оно что! — Харитон качает головой. — Им не нравится твое теперешнее занятие?
Мальчишка кивает утвердительно.
— Почему же ты выбрал эту профессию?
— Голод не тетка…
«Вот-вот, — радуется Харитон. — Голод может стать моим надежным союзником. За кусок хлеба такие оборвыши продадут и отца родного».
— Слышите? — замечает чистильщик, укладывая щетки в короб. — Вроде гром…
— Да, почти как весной, — улыбается Харитон. — Звать-то тебя как?
— Гришкой.
— Держи, Гриша. — Харитон протягивает мальчишке деньги. — Сдачи не надо. Ты их заработал честно. Да и праздник сегодня. Купи себе конфет, пряников и вообще чего хочется.
— Спасибо, — благодарит Гришка. — Так много мне никто не давал.
— Наверное, не всегда стараешься. Сапоги вон какие — горят.
Харитон кидает взгляд на часы, треплет старательного и приглянувшегося ему парнишку по голове и направляется к трибуне, возле которой образовалась вдруг большая толпа. С чего бы так?
Подойдя к толпе, Харитон видит бледного как мел начальника вокзала, который стоит перед таким же мертвенно-бледным, без единой кровинки на лице, командующим войсками генералом Гинерару.
— Может, ваш телефонист что-то напутал? — в голосе генерала звучит металл. — Может, крушение потерпел порожняк или бронепоезд?
— Порожняк и бронепоезда прибыли благополучно и находятся на станции, — отвечает начальник вокзала, и Харитон начинает догадываться, что речь идет о специальном поезде и что с ним произошло что-то непоправимо ужасное…
Как бы подтверждая его догадку, генерал снимает фуражку. За ним обнажают голову остальные…
По-прежнему над праздничной Привокзальной площадью звучат бравурные мелодии…
«Партизаны из отряда В. И. Молодцова-Бадаева сумели обойти кордоны жандармов и недалеко от станции Застава заминировали полотно железной дороги… Прогрохотал порожняк. За ним проследовали несколько дрезин, два бронепоезда. Но вот показался люкс-поезд. Он шел на большой скорости. Как только паровоз прошел над миной, раздался выстрел. Люкс-поезд с титулованными чиновниками полетел под откос. Более 250 трупов извлекли фашисты из-под горящих обломков».
— Мы уже волноваться начали, — сказал Гриша Любарский, когда Яша появился в мастерской.
— Думаешь, что если начальство, то все тебя ждать обязаны? — проворчал брат Алексей.
— Вечно ты, Леха, как самовар…
Яша улыбнулся, опустил короб на пол.
— Два часа ждем, — вступился за Алексея Саша Чиков.
— Вы же знаете: я не на прогулке был.
Яша присел на топчан, обвел счастливым взглядом товарищей. Вся группа была в сборе. На ведрах, перевернутых вверх дном, тихо и чинно, как первоклассники, сидели спокойные и рассудительные братья Иван и Николай Музыченко; на массивном кованом сундуке, который неизвестно откуда и зачем приволок Алексей, как турецкий паша, важно и лихо восседал веселый и удачливый Саша Чиков; под самыми «небесами», на верху деревянной садовой лестницы, устроился сочинитель страшных катакомбных сказов, отчаянный и бесстрашный Александр Хорошенко; на табуретке в неизменной позе, склонившись над дырявым чайником, сидел брат. Любарский стоял у входа.