Самым любезным тоном, на какой только был способен, я пригласил гостей пройти по кораблю. Самарин, зажмурив один глаз, посмотрел на меня и обратился к Грекову:
— Видал, какие обходительные у меня пилоты? Прямо душа радуется.
— Улисс всегда был образцом доброжелательности, — спокойно ответил Греков, причесывая свои сильно поредевшие волосы. Он сказал это точь-в-точь, как сказал бы Робин. И голоса у них были на редкость похожие. Я вдруг проникся этой самой доброжелательностью к Грекову.
— Образцом своевольничания, — поправил Самарин.
Гости осматривали корабль часа три. Потом Борг пригласил нас в кают-компанию поужинать. Самарин и Греков налили себе по бокалу вина, а я отказался.
— Напрасно, пилот, — сказал Борг. — Это вино не опьяняет, а взбадривает. Посмотри, что написано на наклейке: «…впитало в себя всю щедрость солнца Андалузии».
— Солнце Андалузии, — повторил Самарин. — Сколько хороших мест на Земле…
Я взглянул на него. Лицо старейшего пилота выглядело необычно. На нем словно бы разгладились жесткие складки и все морщины сбежались на лоб. Одна седая бровь поднялась выше другой. О чем он думал? Пилоты моего поколения, да и те, что постарше, вряд ли могут представить себе космофлот без Самарина, Никто никогда не принимал всерьез его воркотню о всяких там островах в Тихом океане — это было так же привычно, как учиняемые им разносы, на которые никто никогда не обижался.
Самарин медленно повернул ко мне седую голову.
— Чего ты на меня уставился? — спросил он сердито. — Не хочешь отведать хорошего вина — дело твое. А я вот выпью. Я человек старомодный и возьму вот сейчас и произнесу тост. — Он поднял бокал до уровня глаз, как бинокль, и сказал: — За этот корабль. За тех, кто его сконструировал и построил.
Борг усмехнулся, выпил и склонился над тарелкой супа. Железный, непреклонный Борг…
— Когда примерно думаешь закончить работу? — спросил Самарин.
— Зачем же примерно? Есть график, — ответил Борг. — Через семнадцать суток.
— График есть и у меня. — Самарин принялся за второе. — Но, кроме него, есть еще пилоты, которые с ним не в ладах. Вот сидит первый, — он кивнул на меня. — Человек, выходящий из графика.
— Что-то Анатолий помалкивает, — сказал Борг. — Не нравится тебе корабль?
— Нет, корабль хорош, — сказал Греков. — Но я прикинул расход энергии и материалов — страшные цифры.
Самарин сказал:
— Насчет расхода энергии — не знаю, кто расходует больше, чем ты на сеансах космической связи.
— Тут ничего не поделаешь, — возразил Греков. — Расход оправданный.
— Тут тоже.
— Старший, — спросил я Грекова, — помнишь, Сапиена запросила способ добывания огня?..
— Помню ли я? — перебил Греков, повысив голос и в упор взглянув на меня. — Ты спрашиваешь, помню ли я? Да откуда, собственно, ты свалился, Улисс?
— С Юпитера. Я был в рейсе и давно не читал газет. Что-нибудь произошло?
Греков отодвинул тарелку и подпер кулаком тяжелый подбородок. Теперь его голос опять звучал ровно, монотонно, как обычно:
— Около четырех месяцев Сапиена молчала. Потом вдруг посыпались передачи одна за другой. Один и тот же вопрос: можете ли сообщить способ добывания огня? Наш ответ, посланный шесть лет назад, естественно, еще не дошел. Теперь мы несколько раз продублировали его. Что произошло на Сапиене? Хотел бы я знать…
— Их сигналы приходят с опережением? — спросил я.
— Каждый раз все с большим временным сдвигом. Вот если бы и нам удалось создать систему опережения во времени, систему сверхбыстрого прохождения сигналов… Представляете? Диалог с Сапиеной не с промежутками в одиннадцать лет, а практически мгновенный… Ну, об этом разговор впереди. У Феликса в Институте физики времени готовится эксперимент, который либо подтвердит такую перспективу, либо… — Греков замолчал.
— Либо? — спросил я.
— Или не подтвердит.
— Так или иначе надо лететь к Сапиене. Вот на этом самом корабле.
— Я против такого полета, — твердо сказал Греков.
— Почему?
— Прежде всего потому, что он смертельно опасен. Ты сам говорил мне, Ивар, что вероятность опасности была оценена неточно, и Улисс с Робином чудом возвратились из того безумного полета.
— Да, говорил, — согласился Борг. — Но теперь-то в конструкцию двигателя внесена существенная поправка. Опасность мы оцениваем теперь не выше нормы, обычной для любого рейса внутри Системы.
— И тем не менее расчеты могут подвести тебя и на этот раз, — сказал Греков, откинувшись на спинку стула. — Такой полет опасен. Это неоправданный риск.