— Здесь все по-другому… непривычно для меня, — продолжал я с запинкой. — Но если мой опыт пригодится, то…
— В любой день ты можешь начать работу, — сказал Рэй.
По метеосводке черный теплон проходил сегодня примерно на семьдесят пятом градусе северной широты, и я вылетел ему навстречу.
Рэй Тудор отговаривал меня. Отговаривало все конструкторское бюро. Но я настоял на полете. Пятая модель раз за разом давала неплохие результаты, недаром же мы бились над ней столько времени. Автопилот, может, и надежнее пилота как такового, но самолеты нужны в конечном счете для перевозки людей. Словом, я настоял на испытательном полете.
Я летел на юг. Вот они, ундрелы, необжитая, дикая от века, выжженная теплонами страна. Подо мной простирались равнины и горные цепи, над которыми курился белесый туман. Я отчетливо увидел целое семейство вулканов, все они старательно работали, выплевывая коричневую, расползающуюся по склонам лаву.
Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теплона. А потом я увидел его.
С непостижимой быстротой передо мной вырастала черная стена. Гигантскими змеями свивались в дьявольский клубок многоцветные жгуты — от голубоватого до неистово-красного, — я знал, что это были струи газовых смешений, но не мог отделаться от ощущения, что они живые…
Запищал радиовызов. Я коротко ответил Рэю: «Вхожу в теплон».
Приборы показывали движение и фронт теплона, и я направил машину под острым углом к его направлению.
Сильно качнуло, бросило вниз. Я закрыл на миг глаза, представив себе, как бешеные жгуты обвивают машину. Ну, будь что будет…
Самолет выровнялся. Будто плавная морская волна его подхватила, и он пошел на гребне этой волны… А вернее, он шел длинной спиралью, как бы ввинчиваясь в огненную карусель, шел вместе с теплоном, слившись с ним. Да, черт возьми, слившись с теплоном, а не противодействуя ему.
Радиосвязь была прервана. Да, собственно, мне и нечего было докладывать: приборы исправно делали свое дело, записывали информацию…
Все же я выдержал программу до конца, до последней, двадцатой минуты. Я начал выводить машину из потока и убедился, что теплон не намерен ее выпустить. Я прямо-таки чувствовал, как ходят по корпусу самолета волны напряжений под ударами вихрей. Машину трясло и бросало, она проваливалась и крутилась, но все же ей было не так плохо, как мне.
Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль осталась: не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не поддаться, пусть будет что угодно, только не выпустить, и надо выжать полную скорость, тогда, может, удастся вырваться из этого ада.
Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на ремнях без сознания. Но когда я очнулся, огненных вихрей на экране не было, по нему плыли спокойные темно-розовые волны. Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, выключил инфракрасный экран. В низком небе клубились бурые облака, обычные, родные…
Вырвался, значит!
Но куда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с рулем, намертво положенным влево, машина описала огромную кривую…
Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было заложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. «Ну что? Алексей, ну что? Ты вышел?» — «Да, — заговорил я, почти не слыша собственного голоса, — вышел из теплона… Что? Еще не знаю… Сейчас определюсь».
Но определяться особенно не требовалось. Я сразу понял, что подхожу с юго-юго-востока к Плато Сгоревшего Спутника. Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходимо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под ногами твердую, надежную землю.
Я посадил машину на краю желтого разлива кустарника, неподалеку от ползущего комбайна, и вылез из кабины.
В кустарнике было полутемно — так плотно смыкались над головой густые мохнатые ветви. Я лежал, прислонясь спиной к сплетению желто-серых стволов. Прямо передо мной, пригибая ветку, висели два продолговатых плода — новая мутация венерианской дыни. Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы в прохладную сочную мякоть…
Поблизости заурчал мотор комбайна. Заколыхались ветви, кто-то ходил в кустарнике. Не хотелось подавать голос. Напряжение еще не отпустило меня.
Комбайнер, должно быть, прошел к самолету. Обнаружив открытый люк, он, конечно, пойдет искать пилота. Я устало закрыл глаза.
А когда открыл их, то увидел фигуру в скафандре. Комбайнер наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством…