ИСКАТЕЛЬ № 1 1970
В. МЕНЬШИКОВ
КРАСНЫЙ СИГНАЛ
НОЧНАЯ ТРЕВОГА
— Ауфмахен! Откройте!
Настойчивый стук в запертую дверь купе, требовательный голос, повторявший, одно и то же слово «ауфмахен», в конце концов разбудили немецких офицеров. Сердце инженер-майора Бломберга бешено заколотилось, и он, чертыхаясь, сбросил одеяло. Его попутчик уже вскочил на ноги и, стоя в одном белье, лихорадочно вырывал «вальтер» из кобуры, висевшей на стене.
— Кто там? — громко спросил Бломберг, недоумевая, что же такое могло стрястись на этом железнодорожном перегоне, в глубоком тылу рейха, если немецких офицеров рискнули разбудить столь бесцеремонным образом.
— Это я, проводник. Битте, ауфмахен! — снова послышался за дверью настойчивый голос.
— Франц, откройте ему, — приказал Бломберг и свесил ноги, пытаясь натянуть сапог, болтавшийся из стороны в сторону от сильной качки вагона. Бломберг нервничал и от этого злился: ведь его волнение могло и не укрыться от глаз гестаповского офицера. Внешне, однако, он постарался сохранить спокойствие.
Помедлив, Эйхенау сбросил цепочку и повернул ручку двери.
— Господа, через двадцать минут мы остановимся, и вы пересядете в автобусы. Они доставят пассажиров вместе с багажом в Вену.
— Что случилось? — торопливо спросили офицеры проводника, когда тот хотел перейти к следующему купе.
— Не знаю, господа, не знаю… Говорят, впереди не то поезд сошел с рельсов, не то два встречных состава столкнулись…
Бломберг присвистнул и соскочил на пол.
— Считайте, что родились в рубашке, — сказал инженер-майор побледневшему обер-лейтенанту.
Бломберг окончательно успокоился. Этот фронтовик-гестаповец был испуган еще больше, чем он, никогда не бывавший на передовой..
— Неужели и здесь партизаны? — силясь улыбнуться, проговорил обер-лейтенант, суетливо застегнул кобуру пистолета и вопросительно взглянул на Бломберга.
— Судя по вашему далеко не геройскому виду, обер-лейтенант, вам уже доводилось иметь с ними дело, — пуская в потолок кольца дыма, усмехнувшись, ответил Бломберг.
— Прошу прощения, господин майор, но ваше удивительное хладнокровие наводит меня на мысль: а сталкивались ли вы вообще с этими бандитами? — съязвил обер-лейтенант, оправившись от пережитого волнения.
— Нет. А что, разве это не забавно? — все больше подтрунивая над Эйхенау, ответил Бломберг.
Ему доставляло удовольствие отплатить этим гестаповцу, всю дорогу докучавшему Бломбергу бесконечными хвастливыми рассказами о своих фронтовых «подвигах».
— Любопытство таких, как вы, новичков, партизаны в России охотно удовлетворяют пулями, минами, кинжалами… — раздраженно ответил Эйхенау.
— О, в таком случае я предпочитаю с ними не встречаться! — Бломберг заметил, как у обер-лейтенанта задергалась в нервном тике щека. Но гестаповец, видно, сдержался.
Поезд заметно сбавлял ход. Тоненько звенели стаканы в деревянных лунках стенного ящика, где стоял графин с водой. Офицеры стали торопливо запихивать в портфели и саквояжи все, что было разбросано по купе.
Чемоданы гестаповца, упакованные еще в России, были набиты «трофеями», завоеванными отнюдь не на поле боя. В них лежали беличья шубка, черно-бурая лиса — подарки жене и матери — и целые комплекты каракулевых шкурок. Их он вез отцу — владельцу крупных меховых магазинов в Вене и Зальцбурге.
В коридоре раздался топот сапог, послышалась громкая перебранка, кто-то спорил, протискиваясь с тяжелой поклажей к выходу из вагона. Поезд остановился.
Бломберг и Эйхенау спрыгнули со ступенек. То тут, то там вдоль состава вспыхивали огоньки карманных фонариков: станционные служащие вели за собой к автобусам группы пассажиров.
Холодный предрассветный туман вызывал зябкую дрожь, словно паром заволакивало стекла очков. Бломбергу пришлось несколько раз останавливаться и протирать их.
Наконец показались автобусы. Их моторы приглушенно рокотали, наполняя воздух отработанным газом. Эйхенау поспешно вынул платок и приложил его к лицу. Противная мелкая дрожь рябью пробегала по спине гестаповца. Платок, обильно смоченный терпкими духами, перебил запах выхлопных газов, но Эйхенау не смог прогнать воспоминаний, вызванных угарным запахом. Они внезапно перенесли обер-лейтенанта в крымскую степь, к осыпавшимся краям противотанкового рва, где Эйхенау стоял, сжимая в руке холодную сталь пистолета…