Фон Зальц щелкнул выключателем. Ему хотелось тут же отдать приказ об аресте этого священника: слишком громко еще звучали в его ушах язвительные реплики гауляйтера Вены, брошенные в адрес гестаповцев, «разжиревших от безделья и очнувшихся от пьяной дремоты только тогда, когда к их носу подпольщики подсунули фитиль своей бомбы!»
Фон Зальц перехватил насмешливый взгляд монаха. Тот ждал его решения и словно читал его мысли. Гестаповец сказал:.
— Кто исповедовал девушку?
— Преподобный отец Клайментис.
— Арестовать его было бы неосмотрительно и даже вредно: мы только рассекретили бы наш тайник и лишились столь выгодного источника информации. А кардинал вряд ли одобрил бы такое бесцеремонное вмешательство в дела церкви и в тайну исповеди. Он смотрит на это сквозь пальцы только до тех пор, пока мы работаем чисто…
— Но Клайментис не донес гестапо о государственных преступниках! Если бы не запись, вы бы так ничего и не узнали… Его надо арестовать, фон Зальц. Он опасный человек в нашем приходе, и потому торопитесь с выводами. Да и кто тогда назовет вам имя этой фрейлейн?
— Узнаем… Для этого у нас есть специальные люди. В Вене не так уж много вокзалов. Еще меньше военных-женихов, которым удалось зацепиться в столице «гау». Зачем вспугивать птичек: пусть летят за духовным кормом к преподобному отцу Клайментису. Быть может, девчонка снова придет в собор. Выяснение личности невесты и ее жениха — дело нашего сыска…
Монах ничего не ответил, только уклонился, чуть скривив тонкую полоску своих бледных губ. За ним тихо закрылась потайная дверь в противоположной от входа стене, где от потолка до пола спускались книжные полки. Фон Зальц слыл в гестапо большим книголюбом…
Зазвонил телефон. Посты внутренней охраны сообщили фон Зальцу, что монах вышел из гестапо.
«Я еще дождусь, когда выскочка Ширах будет с благодарностью пожимать мне руку!» — подумал фон Зальц и, отдав срочный приказ выявить жениха исповедовавшейся девушки, пригласил в кабинет только что вернувшегося с Восточного фронта обер-лейтенанта Эйхенау. Его рекомендовал взять в венское гестапо сам шеф фон Зальца. Рекомендация звучала как приказ, и фон Зальца распирало любопытство поближе познакомиться с «фронтовым офицером», которому так ловко удалось заручиться столь высоким покровительством и улизнуть с фронта в глубокий тыл рейха в разгар тотальной мобилизации.
Гигантское колесо «Ризенрад» с раскачивавшимися подвесными кабинами медленно совершало полный оборот. Потом замирало на минуту-другую, вываливая из нижней кабины на зеленую траву пассажиров, удовлетворивших свое любопытство, и зачерпывало новую группу посетителей парка Пратер, жаждущих взглянуть на Вену с высоты птичьего полета.
…Эльза и Густав прижались лицами к стеклу. Девушка впервые в жизни поднялась на такую головокружительную высоту и боялась просмотреть хоть что-нибудь из захватывающей панорамы австрийской столицы и окрестных мест.
Девушка старалась забыть мучительные переживания минувшего дня. Ее Густав был рядом. Но все же изредка воспоминания о смертельной опасности, которой она так безрассудно подвергла своего жениха, тенью проскальзывали по лицу девушки.
— Густав, ты меня обещал покатать на гоночном треке, — Зльза взяла ладонь юноши и прижала к своей щеке.
Густав вздрогнул от охватившей его нежности.
— Но ведь ты же никогда не соглашалась, — засмеялся Густав, обняв Эльзу.
Кабина качнулась в последний раз и замерла, словно причаленная к пристани лодка. Густав и Эльза, взявшись за руки, побежали к аттракциону, откуда доносился оглушительный треск моторов, выкрики, смех, перебиваемые гремевшими из динамиков фокстротами, вальсами и танго.
Обер-лейтенант не успел увернуться. Подросток, бешено вертевший рулем встречной машины, злорадно скалясь, врезался бампером в борт приземистой, похожей на утюг машины Эйхенау.
Сидевшая рядом с Эйхенау секретарша его нового шефа фрейлейн Ингрид громко взвизгнула, расхохоталась и вырвала маленький руль из рук обер-лейтенанта.
Обе машины волчком завертелись на месте, то и дело сталкиваясь бортами, обтянутыми толстыми резиновыми обручами, с беспорядочно мчавшимися по кругу такими же двухместными «утюгами», выкрашенными в яркие цвета. Из-под колес вырывались искры от заземленных к металлическому сетчатому настилу трека контактов. Водители автолилипутов отчаянно жали на педали, вытягивая из электромоторов предельную скорость. И вся эта дьявольская карусель отражалась в зеркальном потолке аттракциона. Эйхенау казалось, что и потолок тоже крутится волчком, сверкая загадочными, искаженными бликами.
Обер-лейтенант с трудом следил за мелькавшей на другой стороне круга машиной, где молодой ефрейтор катал свою невесту.
…Эльза на секунду взглянула вверх. Сразу закружилась голова. Она испуганно прижалась к Густаву. Обняв одной рукой девушку, Густав лихо крутил руль, издалека целясь в машину, где сидел неприятный тип с вульгарно размалеванной девицей. Густаву не понравился очень новый костюм, точно снятый с витринного манекена, и особенно дымчатые очки, скрывавшие глаза незнакомца. Но, видимо, дело было не во внешнем виде этого господина, а в чем-то другом, что неосознанно тревожило Густава. И ему хотелось быстрее задеть борт его «утюга». Но Густаву все время мешал юркий парень, который на какую-то долю секунды опережал его и яростно таранил машину хлыща.
Резкие наскоки парня, вызывавшие шумный восторг спутницы Эйхенау фрейлейн Ингрид, мешали обер-лейтенанту вести наблюдение за Густавом и Эльзой, за которыми он шел по пятам вот уже целое утро…
Фрейлейн Ингрид, высокая, костлявая девица, то и дело задавала Эйхенау кокетливые, но на редкость глупые вопросы, хотя ей и казалось, что она обворожительно флиртует с новым сотрудником фон Зальца.
«Черт меня дернул притащить сюда этого крокодила в юбке!» — подумал Эйхенау, хотя отлично понимал, для какой именно цели он пригласил секретаршу фон Зальца «поразвлечься в Пратере». Фрейлейн Ингрид играла роль «подставной, куклы», как на своем жаргоне гестаповцы называли женщин из управления, которых для собственной маскировки брали с собой переодетые в штатское гестаповские шпики.
Как только обер-лейтенанта ввели под начало фон Зальца (еще одно манто из магазина отца Эйхенау перешло в гардероб жены шефа фон Зальца), обер-лейтенант сразу попросил включить его в оперативную группу, которая начала охоту за подпольщиками и бежавшими антифашистами. У обер-лейтенанта был свой расчет: ему хотелось быстро и эффектно закрепить свое положение в венском гестапо и больше не возвращаться на фронт. Эйхенау уже изучил запутанный лабиринт городских улиц и переулков, как морщины на своих ладонях. И он решил лично последить, за попавшим в поле зрения подозрительным ефрейтором. Гестапо уже установило за Боком круглосуточное наблюдение. Но, к величайшей досаде фон Зальца, ефрейтор не ходил на встречи с подпольщиками в явочные квартиры, бывал только дома и на службе в привокзальном складе. Слежка за Эльзой тоже ничего не дала. Фон Зальц досадовал, отводя душу на шпиках, возвращавшихся в управление, словно провинившиеся ищейки, потерявшие след.
— Где связи? Фамилии? Адреса? — кричал на гестаповцев фон Зальц, выслушав очередной разнос от бригаденфюрера Дальбрюгге или штурмбаннфюрера Вольта.
Но вот один из шпиков засек Эльзу и Густава, когда они вышли из дома, и проводил молодую пару до самого входа в Пратер, откуда, не теряя ефрейтора из виду, сообщил об этом по телефону-автомату Эйхенау. Спустя короткое время Эйхенау уже сам был в Пратере вместе с фрейлейн Ингрид.
— Мой милый Эйхенау, ну разве можно в присутствии своей дамы так откровенно таращить глаза на чужих женщин? — игриво скривила густо напомаженные губы фрейлейн Ингрид, когда Эйхенау помогал ей выйти из машины.