Выбрать главу

— Зайдем? — сказал он.

Из-за стеклянной перегородки, на ней значилось «От А до Е», ему протянули узкий листок бумаги.

— Распишитесь и поставьте дату, — сказала девушка за окошком.

— От кого, Яшка? — спросила Майка.

Он молча развернул телеграмму.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо.

— Коля, — сказал Яшка. — Коля выписался из больницы. Сейчас пока в Магадане. Поздравляет нас с Новым годом.

— Спасибо, — сказала она.

— Пойдем к морю, Майка…

Они стояли у Потемкинского трапа и смотрели вниз, где жил и работал старый добрый Одесский порт.

Стало совсем темно, и порт зажег все огни.

Люди сновали по бульвару, но им казалось, что нет никого рядом.

— Хорошо вдвоем? Правда? — сказал Яшка.

— Да… А его возьмем в компанию? — спросила она.

— Дюка? Ну, если старику Ришелье скучно на бульваре, заберем его в тундру, — сказал он.

Над Карантинным причалом вспыхнуло зарево сварки. Яшка вздрогнул.

— О чем ты думаешь? — спросила Майка.

Яшка опустил руку в карман.

— Сигареты кончились, — сказал он.

«Нужно туда, к сполохам, — подумал Яшка. — Снова увидеть, как горит небо…»

В. МЕНЬШИКОВ

КРАСНЫЙ СИГНАЛ[5]

Рисунки Г. НОВОЖИЛОВА

ТИРОЛЬСКИЙ РАЗЪЕЗД

Оскар Вайс и Роберт Дубовский быстро шли между двумя товарными составами. На путях голосисто перекликались паровозные гудки. Время от времени фигуры подпольщиков исчезали в клубах пара, вырывавшихся из-под колес вагонов: рядом, параллельно эшелону, где находились бронзовые скульптуры и бюст Ленина, маневрировал пристанционный локомотив. С минуты на минуту поезд с «бронзовым грузом» уже должен был отойти от вокзала Зальцбурга дальше, на запад.

Друзья торопились. Вагоны прикрывавшего их слева поезда внезапно дернулись. Звон буферных толчков цепочкой пробежал вдоль состава. Вайс и Дубовский торопливо высвечивали карманными фонарями сделанные на вагонах в Вене пометки мелом — своеобразные железнодорожные путевые листки. Где-то среди них должен быть и условный знак, оставленный ефрейтором Воком — к счастью, еще до того, как гестапо установило за ним постоянную слежку.

Над Зальцбургом сгущались сумерки. Невысокие, крутоголовые горы сразу приблизились к окраинам, черной тенью наваливались на дома.

Вайс оглянулся. В конце коридора, образованного двумя поездами, замелькали фонари патруля.

— Вот она, смотри! — прошептал в ту же минуту Роберт, обнаружив метку.

Подпольщики остановились перед открытым вагоном с высокими бортами.

Вайс вспрыгнул на нижнюю ступеньку железной лестницы, поднимавшейся по борту вагона, и протянул руку Роберту. Мигом перемахнув через борт и оказавшись в причудливом хаосе множества бронзовых скульптур, друзья затаили дыхание. За бортом несколько минут спустя послышались тяжелая поступь бегущих людей и злобное рычание овчарок. Потом шум затих. Где-то впереди простуженным хрипом дал сигнал отправления гудок паровоза.

…Поезд мчался по альпийским ущельям, едва не цепляясь за гранитные выступы скал, грозно нависавших над железнодорожным полотном. Возле крутых насыпей скрежетали о каменное ложе горные потоки. На поворотах, на высоте паровозной будки мелькали прикрепленные к скалам огромные щиты. Они предупреждали: «Осторожно, обвалы камня!» Сейчас их скрывала коварная темь. Но машинисты знали эти опасные участки так же хорошо, как и ступени своего дома.

Роберту могло показаться, будто он снова очутился в забое. Ползком, напрягая все силы, подпольщики карабкались по грудам бронзовых скульптур, ежесекундно рискуя оказаться придавленными каким-нибудь металлическим гигантом, — опрокинувшимся из-за внезапного толчка вагона.

Роберт на мгновение отчаялся было пробиться к цели среди хаоса сплетенных бронзовых рук и торсов изваяний, намертво сцепившихся и замерших, будто застигнутых колдовскими чарами в разгар жестокой схватки.

Случайно луч фонаря Вайса осветил скульптуру, лежащую поверх всех остальных у дальнего борта вагона.

— Он! — в один голос обрадованно воскликнули товарищи.

Тяжело дыша, несколько минут они лежали неподвижно, выжидая, когда чуть успокоятся бешено стучавшие сердца и пот перестанет застилать глаза…

И только когда подпольщики подобрались к бюсту, завернули его в брезент и обвязали веревками так, чтобы удобно было извлечь его из вагона и затем быстро унести — бронзовая скульптура весила более шестидесяти килограммов, — их вдруг поразила одна и та же мысль. Каким образом бюст Ленина оказался на самом верху? Ведь унтер-офицер Фегль говорил Воку, что гестаповцы приказали бросить бюст на самое дно вагона, завалить его другими скульптурами, и Вок передал это Альбатросу в разговоре у моста Шведенбрюкке… Кто же из рабочих, грузивших скульптуры из пакгауза в открытый вагон, так облегчил впоследствии подпольщикам их тяжелую задачу, словно догадываясь о том, как это им нужно? Сколько было нужно мужества и ловкости их неизвестному помощнику, чтобы под самым носом у гестаповских ищеек, очевидно, в самый последний момент положить бюст наверх!

…Прошло уже больше двух часов. Скоро должны были показаться огни тирольского разъезда Вергль. Там Дубовского и Вайса ждал Бруно Шмиц с товарищами из местной подпольной организации железнодорожников; разумеется, не на платформе станции, где сновали патрули и гестаповские шпики. Первое надежное пристанище для участников операции по спасению бюста Ленина было подготовлено в домике почтмейстера Клекнера, неподалеку от станции. Затем бюст другим поездом будет переправлен в Линц. Но раньше, по дороге к дому Клекнера, подпольщикам предстояло пересечь опасную зону железнодорожных путей, где на ночь гитлеровцы усиливали дежурные наряды полиции и жандармерии.

Вайс и Дубовский проверили оружие. Протяжный паровозный гудок возвестил о приближении к Верглю. Гулкое эхо повторило его в скалах и далеко за хвостом эшелона. Горы внезапно расступились, и впереди замигали пристанционные фонари. Бомбардировщики англичан и американцев почти никогда не тревожили эту узкую, протянувшуюся на несколько десятков километров ложбину, со всех сторон огражденную остроконечными пиками гор. Гитлеровцы в Вергле, не опасаясь воздушных налетов, высвечивали мощными прожекторами подъездные пути, водозаливные колонки, угольные бункера, платформы и склады тирольского разъезда.

Поезд стал тормозить…

* * *

Двое за ломберным столиком пристально следили за быстрым движением рук третьего игрока. Костлявыми, тонкими, как у пианиста, пальцами он сдавал карты, кидая их поверх разбросанных по столу пачек разноцветных акций.

Лихорадочный блеск глаз, пьяный румянец щек, капли пота, блестевшие на затылках и лоснящихся лысинах, выдавали азартное напряжение компании, уединившейся в боковом зале офицерского казино Линца.

Штурмбаннфюрер Вольт нервно вертел эсэсовский перстень на пальце правой руки, прижавшей акцию — единственную еще не проигранную им в этот вечер. Серебряный череп, впаянный в оправу перстня, то исчезал с глаз партнеров, повернутый эсэсовцем к ладони, то снова сверкал оскалом металлической челюсти.

Ратенау, коммерческий директор металлургического завода концерна «Герман Геринг» в Линце, сдав карты, взял рюмку с белым вермутом и медленно поднес ее к тонким бледным губам, скосив взгляд на последнюю акцию Вольта. Он вдруг вспомнил, как, захваченный биржевым бумом — это было летом сорок второго, — скупил целую пачку акций «восточных» нефтяных разработок. В те дни промышленным магнатам рейха и впрямь виделось: еще один рывок, еще один прорыв гитлеровских танковых клиньев — и через кавказскую брешь хлынет в их руки «черное золото» Грозного и Баку!

вернуться

5

Окончание. Начало в предыдущем выпуске.