Однако Ярдли не считал свою работу вознагражденной сообразно ее истинному значению. Достаточно обоснованно он полагал главным архитектором этой американской дипломатической победы себя, а не работников госдепартамента. «Не так уж трудно играть в покер, — с раздражением повторял он, — если предварительно заглянешь в карты противника». Необходимость, выполняя серьезнейшие государственные поручения, оставаться в тени ранила его теперь уже болезненное самолюбие.
К тому же, и это было, пожалуй, самым главным, Ярдли искренне не мог понять, почему, на каком основании и государственный секретарь Юз, и вся остальная дипломатическая камарилья позволяют себе держаться с криптографами так, как будто те выполняют какую-то второстепенную, грязную, недостойную порядочных людей работу.
Уж кто-кто, а он, шеф криптографической службы, на протяжении многих лет посвященный в святая святых и госдепартамента, и военного министерства, лучше кого-нибудь другого знал подноготную всей американской дипломатической и военной политики. Они, по убеждению Ярдли, были так же черны, столь же бесчеловечны, как самый грязный шпионаж, самые разрушительные диверсии.
Возвращение майора Ярдли в Нью-Йорк не походило на марш триумфатора. Угрюмый и ссутулившийся, он сидел в кресле экспресса, машинально пробегая взглядом заголовки газет. Ему было уже за тридцать. По американским понятиям, время, отпущенное для жизненного старта, уже истекло. Чего же добился он, несомненно, один из талантливейших криптографов своего времени. Еще и еще раз перебирал Ярдли в памяти события последних лет. Вспомнить было что.
За время существования «черного кабинета» — с 1917 года, его сотрудники дешифровали более 45 тысяч криптограмм и раскрыли коды двадцати стран, в том числе всех крупнейших держав мира. Это расценивалось как «выдающийся успех». И что же?
Опять он должен возвращаться в неприметный особняк на углу 37-й стрит, снова и снова ждать часа, когда о нем вспомнят, а потом работать, работать, работать до изнеможения, до одури, чтобы опять честно заработанный орден сунули тайком, как чаевые швейцару, которые дают не глядя и брезгливо отдергивают руку.
Было над чем задуматься…
7 марта 1925 года какой-то американец, будто бы работавший в криптографическом бюро военного министерства, установил контакт с японским посольством в Вашингтоне. Он предупредил советника Исабуро Иосиду, замещавшего в то время посла, что «военное министерство США имеет весьма квалифицированное дешифровальное бюро» и что «нет такого иностранного кода, который не смогло бы раскрыть» это таинственное учреждение. Анонимный информатор рекомендовал как «единственную возможность предохранить коды (японские) — менять их как можно чаще».
Этот сенсационный материал 10 марта 1925 года был препровожден в Токио (секретный, № 48). Однако в японских архивах, по утверждению Л. Фараго, специально занимавшегося исследованием этого вопроса, до сих пор не обнаружено каких-либо документов, указывающих на то, что в связи с этим предостережением были приняты какие-либо меры для усиления безопасности своей криптографической системы. Кем был доброжелатель-аноним, тоже с достоверностью пока не установлено.
Но некоторые вполне обоснованные предположения на этот счет можно сделать. Хотя бы из сопоставления с событиями, последовавшими очень скоро и теперь уже расследованными в деталях. Летом 1928 года в Нью-Йорке Ярдли отправился в гости к своим приятелям-японцам, рассчитывая, как он писал в служебном отчете, извлечь кое-какие разведывательные данные из беседы с Косиро Такадой, представлявшим токийскую газету. К этому времени разочарование и озлобление Ярдли достигли кульминации. Еще будучи телеграфистом государственного департамента, он лелеял мечту о том, что под его началом будет центральное криптографическое агентство США с сотнями служащих «для раскрытия секретов столиц мира».
Удачные начинания в М.И.8 и большой успех в 1921–1922 годах превратили эту мечту в навязчивую идею. Но Ярдли не получил того признания и не достиг того положения, к которому так стремился. Его власть и влияние были ограничены, а поле деятельности не так широко, как ему хотелось бы. «Компания дилетантов — так он называл своих коллег из других криптографических бюро — упрочилась на важных постах».
Считая, что правительство отнеслось к нему неблагодарно и даже вероломно, Ярдли решил, что это освобождает его от всяких моральных обязательств. Кроме того, он испытывал и финансовые затруднения. Его привычка жить на широкую ногу в дни процветания требовала все больше и больше денег. Он искал пути, чтобы «расквитаться со всеми» за причиненную обиду и вместе с тем удовлетворить настоятельную потребность в деньгах.
Через несколько недель после беседы с Косиро Такадой Ярдли позвонил ему по телефону и договорился о новой встрече. Заявив Такаде, что располагает ценной для японского правительства информацией, Ярдли просил свести его с послом Тцунео Мацудайрой. Такая встреча состоялась в ближайшие же дни. Договорившись с Ярдли обо всем, японский посол предложил ему во время очередного приезда в Вашингтон позвонить в особняк на Крисчент Плейс, где он найдет надежного человека, которому сможет передать информацию.
На Крисчент Плейс, 1661, около Коннектикут-авеню, в маленьком каменном доме Ярдли принял советник японского посольства Сетцузо Савада. Ярдли сразу же приступил к делу. Представившись как старший криптограф американского правительства, он довольно подробно рассказал о своих возможностях и изъявил готовность продать наиважнейшие государственные секреты США за десять тысяч долларов наличными.
Предложение было сделано настолько неожиданно и в лоб, что поначалу вызвало подозрения. Если верить его первому сообщению в Токио, где советник описывал странное обращение старшего криптографа, Савада сказал Ярдли: «Но ведь у вас, судя по характеру работы, куча денег! Почему же вам понадобилось продать свою страну?»
«Очень просто, сэр, — ответил Ярдли. — Случилось так, что мне нужно еще больше».
Разумеется, Савада понимал, какая беспримерная возможность откроется перед ним, если информация Ярдли окажется правдивой. После того как его рапорт достиг Токио, в Вашингтон с дипломатическими паспортами на вымышленные имена срочно направили двух лучших японских криптографов. Они должны были определить, насколько серьезно и перспективно предложение Ярдли, и соответственно проконсультировать Саваду. Одним из них был капитан Кинго Инсус из военно-морского флота, прикомандированный к министерству иностранных дел для организации «исследовательской дешифровальной группы» в отделе связи, другим — Наоси Озеки, руководивший криптографами министерства иностранных дел.
Савада и Ярдли, поторговавшись, сошлись на том, что японцы выплатят майору семь тысяч долларов, в дальнейшем же, если сотрудничество продолжится, он сможет получить больше.
Сделка оказалась на редкость выгодной для японцев. Они получили исчерпывающую информацию о всех тайнах американского «черного кабинета», познакомились с методологией Ярдли, в частности, той, которая применялась при раскрытии японских кодов. Кроме того, Ярдли передал им копии рабочих документов, а также материалы, связанные с дешифровкой других иностранных кодов, в том числе и кода министерства иностранных дел Великобритании, в котором японцы были крайне заинтересованы.
Советник Савада на какое-то время остался в Вашингтоне, чтобы поддерживать связь с Ярдли, а в 1929 году был отозван в Токио и поставлен во главе отдела связи министерства иностранных дел. Считалось, что Савада хорошо разбирается в действиях противника по раскрытию японских шифров и более, чем кто-либо другой, подходит для этой роли. Перед ним была поставлена задача улучшить работу криптографического бюро. Информация, полученная им от Ярдли, сыграла в этом важную роль — она способствовала ускорению автоматизации японской криптографии путем создания шифровальных машин.