Андрей осторожно взял эту лапу пальцами и медленно развернул к экрану традевала — там светлее. Пожалуй, это нарыв. Самый обыкновенный нарыв. Вероятно, белка занозила лапу и не выкусила занозы, а потом легла спать. И во сне началось нагноение. И занозы в таком разе уже не выкусишь.
Впрочем, звери народ сильный. Они сами делают себе операции и зализывают свои раны. А эта… Эта, видно, слишком молода. Она еще боится боли. И она пришла к нему за помощью.
— Коллега, мне кажется, что нарыв нужно вскрыть, — прозвучал голос с традевала.
Ощущение общения с миром было настолько полным, что Андрей даже не поднял головы. Он только кивнул и ответил:
— Да, но чем покрыть взрез…
— Конечно, не бинтом. Обыкновенным антибиотическим пластырем.
Это сказал другой голос, и Андрей понял, что он отнимает время, драгоценнейшее время у людей, собравшихся у традевала. Он поднял взгляд и в проплывающих лицах увидел и интерес и сочувствие, но словно по инерции сказал:
— Извините, пожалуйста… Я отвлекаю вас…
— Что вы, что вы… Мы понимаем…
— Нет, вы действуйте.
— Такое симпатичное существо… (Ну это, конечно, женский голос.)
Кто-то давал советы, но Андрей не слушал. Он поднял белку, посадил на ладонь и, осторожно придерживая, пошел к аптечке. Достал пинцет, пластырь, жидкость местной анестезии. Как обращаться со всем этим хозяйством, он знал отлично. Жизнь в тайге приучила его справляться с порезами и ушибами без посторонней помощи. Он зажег свет и хотел было приступить к операции, но новый голос с традевала посоветовал:
— Давайте поближе. Я вас проконсультирую.
— Андрей Николаевич, — спокойно предложил Кремнинг. — Может быть, стоило бы отложить ваш уход за домашними животными?
Сырцов посмотрел на его спокойное лицо и ощутил прилив холодного, как кремнинговские глаза, бешенства.
— Понимаете, Артур, это не домашнее животное. Это дикое животное. Оно живет в тайге. А в тайге начинается пурга. И животное, маленькое, беззащитное животное пришло ко мне за помощью! Я покажу вам сейчас, как живет тайга. Посмотрите, и вы поймете, почему ваши возражения, ваши споры — пусть правильные, пусть обоснованные — все-таки не самое главное.
Левой рукой он прижимал белку к груди, а правой включал обзорные телевиды, передавая их информацию в каналы кольцевых традевалов. И все, кто был занят в кольцовке, и те, кто следил за нею у экранов своих телевизоров, увидели, чем живет в эти минуты тайга.
И первые космы поземки, и мглистые тучи снега над качающимися вершинами, и стада коз, уходящих от ветра и снега в лощинки, и прижавшиеся друг к другу лосиные стада на фермах, и все то огромное, из чего складывалась зона Белого Одиночества в эту страшную в своей ярости весеннюю пургу. Потом он подключил звук, и в миллионах домов завыл ветер, затрещали деревья и как вопль о спасении пронесся далекий, всхлипывающий от ужаса и напряжения вой тундрового волка: он ушел от пурги под защиту деревьев и теперь звал своих отставших сородичей.
Андрей между тем подошел к традевалу, сел в кресло и помазал беличью лапку анестезирующим раствором, потом вскрыл нарыв и заговорил:
— Вы сидите сейчас в тепле, за вашими окнами весна. У одних капель, у других цветение, третьи изнывают от жары. А здесь белое безумие. От него страдают маленькие братья. Глупые и бессловесные. И уж если они поняли, что человек может их защитить и спасти, то я надеюсь, что и вы поймете, как важно то, что мы предлагаем. А мы предлагаем совсем немногое. Всего лишь поделиться тем, чего у каждого в избытке. У нас тут холода, у вас жары. У нас снегов, у вас теплого дождя. Всего-то и требуется отдать другому толику ненужного. А когда мы поделимся, каждому станет немного легче. Вот и все. Если вы поймете это, все остальное всего лишь техника.
Он наложил пластырь на лапку, устроился поудобней в кресле и положил белку на изгиб локтя. Она поворочалась, несколько раз взглянула на него своими блестящими бусинками и вдруг сладко, по-детски беспомощно зевнула. Андрей погладил ее и сказал:
— Извините эту задержку кольцовки. Но у меня, право же, нет свежих мыслей.
Белка накрылась распушившимся хвостом и стала тихонько посапывать. Это был новый звук в балке. Новый и приятный. Пищал контакт, и сопела уставшая от боли, бессонницы и холода молоденькая белочка. А традевал молчал. На нем проплывали сосредоточенные и потому слегка грустные лица государственных деятелей, их консультантов, ученых, инженеров. И все они смотрели на маленькую, глупую белку, посапывающую на сгибе локтя Сырцова.