Тем временем радист на Диксоне беспрерывно бросал в эфир оповещение:
«Всем, всем, всем! В Карское море проник вражеский рейдер! На таких-то координатах ледокольный пароход «Сибиряков» ведет с ним бой. Всем постам, полярным станциям, советским кораблям, находящимся в плавании! Слушайте наше оповещение! В Карское море проник враг!»
Вот ради чего погибал «Сибиряков» — ради того, чтобы предупреждение о фашистском рейдере было вовремя принято нашими людьми в Центральной Арктике!
«Продолжаю бой, судно горит» — таково было последнее донесение с «Сибирякова». Всего четыре отрывистых слова, вырвавшихся будто в агонии!
И связь прервалась… Опять и опять нажимали радисты Диксона на телеграфный ключ, вызывая «Сибирякова» в эфир. Молчание гробовое…
Впоследствии стало известно, что на «Сибирякове» погибло сто четыре человека, двенадцать были подобраны гитлеровцами и до конца войны томились в фашистских концлагерях. Лишь одному кочегару, забыл фамилию, а звали его, если не ошибаюсь, Павел, удалось доплыть на шлюпке до маленького необитаемого острова. Там он пробыл в полном одиночестве более месяца, питаясь отрубями — успел вытащить из шлюпки мешок с ними, после чего шлюпку волной унесло в море. Наконец спустя тридцать шесть дней кочегара вывезли с острова на самолете.
Ныне, как вы знаете, наши корабли, проходя то место, где «Сибиряков» лег на дно, неизменно приспускают флаги и дают протяжные траурные гудки. О! Кто хоть раз присутствовал при этом рвущем за душу морском ритуале, тот никогда не забудет его!..
Что еще сказать вам о «Сибирякове»? Он выполнил свою задачу: караваны наших судов, оповещенные Диксоном, успели уйти на север и укрылись там в тяжелых паковых льдах.
«Адмирал Шеер» не рискнул последовать за ними. Сами понимаете, это же был не ледокол, а рейдер, не предназначенный для плавания во льдах.
Переговоры Качаравы с Болькеном, а затем бой между ними заняли всего час с небольшим. Вот вам! Такова иной раз цена часа на войне!
Можете не сомневаться в том, что, упустив советские караваны в проливе Вилькицкого, Болькен был вне себя. И он решил сорвать зло на Диксоне. До смерти, вероятно, не хотелось ему возвращаться на базу с пустыми руками. Психологически понятно. Асу, как всегда, требовалась победная реляция для начальства!
Диксон, впрочем, был тоже лакомый кусочек, если хотите, даже кусище. Порт на острове, один из важнейших перевалочных пунктов Северного морского пути. Центр управления всеми перевозками в западном секторе Советской Арктики. На берегу радиостанция. Сами понимаете, уничтожение одной этой станции нанесло бы нам громаднейший урон. Залпами своими «Шеер» парализовал бы нашу связь, а стало быть, и управление операциями на этом участке северного военно-морского театра.
Предполагался также десант на Диксон. По свидетельству подводника-мемуариста, отряд был уже сформирован в составе ста восьмидесяти человек.
Видимость в тот день была не из лучших. Первым заметил рейдер и донес о нем наблюдатель поста, расположенного на северо-западной оконечности острова. В порту объявили боевую тревогу. Но разглядеть «Шеер» удалось только через двадцать пять минут, когда он приблизился на тридцать кабельтовых. Еще через семь минут немцы открыли по Диксону ураганный огонь.
Порт заслонил собой «Дежнев», в прошлом ледокольный пароход, ныне превращенный в сторожевой корабль. На нем, если память меня не подводит, было четыре семидесятишестимиллиметровых орудия. Давид и Голиаф, не правда ли?
Но «Дежнев» шел навстречу опасности полным ходом, волоча за собой дымовую завесу и закрывая ею порт и стоящие у причала суда. Одновременно он вел огонь по «Шееру».
Вслед за «Дежневым», желая оказать ему помощь, если таковая понадобится, спешил и пароход «Революционер», имевший на борту несколько легких пушек.
Весь свой массированный огонь артиллеристы «Шеера» сосредоточили на маленьком, бестрепетно идущем наперерез им «Дежневе». За десять минут — вот вам еще цена минут в бою! — он получил четыре прямых попадания снарядами среднего калибра и много мелких попаданий. Корпус был разворочен ниже ватерлинии двумя пробоинами полуметровой ширины. Повреждены были две пушки и пулемет, убиты шесть человек и ранен двадцать один.
Командир «Дежнева» Гидулянов в это время был на берегу, выполняя поручение командования. Обязанности его принял на себя старший помощник Кротов. Он был ранен, но, не желая снижать боевой дух своих подчиненных, пересиливал себя и продолжал командовать боем стоя. Его поддерживали под руки два матроса.
«Дежнев» выполнил свой долг, поставив дымовую завесу, загородившую со стороны моря порт и поселок. Он отошел, наконец, к берегу на мелководье. И вовремя! Из-за пробоин крен угрожающе увеличился. Прибывший на корабль командир его Гидулянов поспешил посадить «Дежнева» на грунт — во избежание катастрофы из-за потери остойчивости.
Между тем не «Революционере» бушевал пожар. Он был вызван попаданием вражеского снаряда в каюту командира. Но артиллеристы «Революционера» не прекращали отстреливаться. Только после того как появилась возможность укрыться за дымовой завесой, поставленной «Дежневым», командир приказал им оставить орудия и помочь матросам тушить пожар.
Перед самым нападением «Шеера» у внешней стенки причала на Диксон грузили на баржу стопятидесятидвухмиллиметровые орудия. С появлением «Шеера» погрузка была, понятно, сразу же прекращена. Батарея заняла позицию — совершенно неподготовленную, на открытом для вражеского обстрела причале — и немедленно открыла по врагу огонь. Он был очень точным, этот огонь. Командиру батареи Корнякову удалось поразить «Шеер» двумя снарядами.
Получив подряд два прямых попадания, «Шеер» закрылся дымовой завесой и ушел в море.
Но это была лишь первая его атака. Она длилась двадцать три минуты. Через полтора часа Болькен возобновил обстрел Диксона, подойдя к нему с другого направления. Снова встретил его плотный огонь батареи Корнякова, а также сторожевого корабля «Дежнев», который, стоя на грунте, представлял собой неподвижную мишень для обстрела.
Через несколько минут «Шеер» получил третье прямое попадание стопятидесятидвухмиллиметровым снарядом в корму. Возник пожар на борту. Теперь уже, наверное, радист «Шеера», нервничая, передавал на немецкую военно-морскую базу: «Горим, горим…»
По Диксону в течение двух часов выпущено было всего до ста снарядов крупного двухсотвосьмидесятимиллиметрового калибра и до трехсот снарядов других, меньших, калибров. И под этой огненной лавиной Диксон выстоял!
На исходе второго часа Болькену изменила его хваленая выдержка. Быть может, он сломал свой «донхилл», ударив им о нактоуз[18] быть может, выругался или как-то иначе выразил свое раздражение — этого мы с вами не узнаем. О таких вещах не принято писать в мемуарах. Реакцию на поражение доселе непобедимого аса будущий командир корабельного десанта обходит деликатным молчанием, тем более что сам он в это время находился на не «Шеере», а на подводной лодке.
Во всяком случае, после третьего прямого попадания снаряда в «Шеер» Болькен приказал поставить дымовую завесу и, закутавшись в нее, как в темный плащ, покинул Карское море, оказавшееся для него негостеприимным…
Я рассказал вам столь подробно о «Сибирякове», «Дежневе», «Революционере» и береговой батарее Корнякова потому, что подвиг их, по моему разумению, непосредственно повлиял на поведение связистов Потаенной во время десанта, последовавшего за нападением «Шеера» на Диксон.
Такова на войне наглядная сила примера!..
Но мы в Архангельске, понятно, не знали о том, что под водой за «Шеером» тянется хвост, и на обратном пути хвост этот зацепит Потаенную. Имею в виду, как вы понимаете, подлодку с будущим мемуаристом, при коем, надо полагать, находился небезызвестный вам Атька, «слуга всех господ».