— В этом случае можно. Меня книги Назарова навели на верную мысль.
— Книги?
— Эти книги мне все время не давали покоя. А вчера я искал тенденцию. Назаров в последнее время покупал и читал только такие произведения, в которых рассказывается о людях, получивших неожиданно крупные суммы нечестным путем. Его увлекала, видимо, психология их поведения. Он строил аналогии.
— Сравнивал, — подхватил Кожохин.
— Тоже гениальная мысль, — засмеялся Шухов. — И вообще, мы умные ребята.
— Но если у него были другие деньги, и он прятал их в какой-нибудь коробке на дне аквариума, где они теперь?
— Во-первых, неизвестно, деньги ли. Во-вторых, мне кажется, что они где-то совсем рядом.
— Не улавливаю, — сказал Кожохин.
— Это, конечно, пока домыслы чистейшей воды. Но, думается, обоснованные. Как ведет себя старик Комаров? Жадный старик, упрямый. Сидит каждую ночь на крылечке около милиционера. Только что зарплату не просит. Предлог, так сказать, официальный у него имеется: дом стережет, не доверяет. Мало ли что? А вдруг опять пожар? Однако, если разобраться, предлог этот липовый. Комаров ведет себя глупо, даже с точки зрения самого Комарова, А он ведь неглуп. В чем же дело? Вот давай и вообразим, что старик Комаров видел, как убийца вышел из дома. Что в руках у этого «икса»? Та самая коробка, которую он вытащил из аквариума. В коробке ценности или деньги. Старик Комаров — тип хитрый. Он не хуже той женщины из леспромхоза давно раскусил Назарова. А может, и подследить сумел когда-то. Короче говоря, «икс» деньги или ценности прячет в районе дома. Комаров это дело засекает. У него появляется мыслишка попользоваться. Но намерение свое ему не удается выполнить. К дому подкатывает такси. Шофер поднимает тревогу.
— Смело, — сказал Кожохин. — Логики много только. И излишки перетягивают.
— Не понимаю.
— Какой смысл старику сидеть возле милиционера? Он же знает, что преступник не придет, пока дом охраняется.
— А вдруг? Учти, что старик предпочитает доверять своим глазам. Может, он выжидает момента, когда милиционер отлучится.
— Пойдем дальше, — сказал Кожохин. — Рассуждать так рассуждать. Почему «икс» не унес коробку? Зачем поджег дом?
— Этого я не знаю, — Шухов погрустнел. — Это самое слабое место в моей гипотезе. Но проверить ее нужно. Обязательно нужно.
— Как?
— Надо подумать. До сих пор мы считали: сыр-бор горит из-за семи тысяч, в доме нечего искать. Поэтому и топтались на одном месте.
…Когда они пришли в дом Назарова, Шухов обвел взглядом комнату, пошел к двери. На крыльце задержался, оглядел двор.
— Ты меня извини, — сказал он Кожохину. — На крышу ведь не заглядывали?
— Пожарные там работали, — сухо ответил Кожохин. — И я слазил. Поинтересовался.
— Ну не сердись. Не время сейчас. — Взгляд Шухова рассеянно скользил по двору, на котором росло два чахлых дерева да стояла покосившаяся уборная, прислоненная к глухому забору; на мгновение остановился на пустой собачьей будке, потом на бочке для воды, на аккуратно сложенной поленнице. Не на чем было задержаться взгляду, ничто не останавливало внимания: ну где тут можно что-нибудь спрятать? В землю закопать? Некогда было убийце в земле ковыряться. За спиной слышалось ровное дыхание Кожохина. Он тоже смотрел во двор. Потом сказал:
— Обыск назначим?
— Ни в коем случае, — откликнулся Шухов, — Меня не оставляет ощущение, что этот «икс» наблюдает за происходящим, ждет своего часа.
— В телескоп, — усмехнулся Кожохин.
Шухов недовольно отмахнулся. Саркастически заметил:
— Это ты оставь на будущее. Когда задумаешь писать детективный роман, можешь использовать для сюжета.
— Нет, кроме шуток. Взгляните на город. Видите?
— Вижу. Интересно, сколько отсюда по прямой до Эдиного дома? Километра два?
— Может, и два. В телескоп — метров тридцать. Во всяком случае, он, наверное, хорошо различает наши вдохновенные лица. Вы над такого рода гипотезой не задумывались?
— Ерунда, — уверенно сказал Шухов.
— Послушайте, Павел Михайлович. А что, если эта коробка давно зарыта у старика Комарова в подполье? Дом он поджег для отвода глаз. Вы руки его видели? Такие у него, понимаете, самостоятельные руки. Крепкие, жилистые.
— Ты забыл об Иванове? — буркнул Шухов. — В эту версию он не укладывается.
— Ему в нее и не надо укладываться, — сказал Кожохин. — Одного Комарова хватит за глаза. Представьте, что они оба подбирались к Назарову, только с разных сторон. Иванов не успел, помер. А старику удалось.
— Да, — вздохнул Шухов. — Вполне возможно. Но мне моя версия нравится.
— Каждый кулик… — ехидно сказал Кожохин.
Они продолжали стоять на крыльце, перебрасываясь фразами, глядели на двор, на соседние дома, прикидывали, где можно спрятать гипотетическую коробку так, чтобы она была под руками в любой момент.
— Эта баночка, — заметил Кожохин, — довольно размерная.
— Да. Аквариум у него был просторный. И высокий. Соображал Назаров, ничего не скажешь.
Кожохин заглянул в бочку для воды. Шухов укоризненно заметил:
— Не торопись. Ну тебя к дьяволу! Испортить все легко можно.
— Ладно, не буду, — виновато улыбнулся Кожохин. — Но что делать?
— Придем вечером, когда стемнеет. Старика Комарова надо на это время убрать. Вызовем его в отделение на предмет уточнения кое-каких деталей.
И коробка нашлась. Шухов мог торжествовать: его версия подтвердилась. Железная коробка мирно покоилась на крыше уборной, прикрытая грязной тряпкой. Со двора эту вещь увидеть было нельзя, ибо покатая крыша мешала обзору. Кожохин тихо выругался, снимая коробку. Уж очень просто все оказалось. Шухов взвесил коробку на ладони.
— Я же говорил, что мы гениальные ребята, — сказал он.
— Рановато радоваться, — хмуро заметил Кожохин, когда в отделении милиции в присутствии комиссии, созванной по этому случаю, коробка была вскрыта и глазам собравшихся предстали пятьдесят свеженьких пачек, в каждой из которых насчитывалось по десять тысяч рублей. — Банк он ограбил? Вроде такого у нас не водится. Задачка!
— Эта задачка для ученика седьмого класса, — сказал на другое утро Шухов. — Нам надо свою решать. Смотаюсь-ка я в Курск. Самое время сейчас.
Вернулся он через день. Зашел к Кожохину.
— Ну как? — спросил тот. — Подтвердилось с Ивановым? Или опять дырка от бублика?
Шухов положил на стол фотографию.
— Узнаешь?
— Что за черт? — воскликнул Кожохин, вскакивая со стула. — Этого не может быть.
Он перевернул фото: «На память о Ялте». Ругнулся, снова перевернул, рассматривая лица на карточке.
— Нет, вы все-таки объясните.
— А чего объяснять? — спросил, в свою очередь, Шухов. — По-моему, и так яснее ясного.
Кожохин бросил фото на стол. Поднял. Поднес к глазам. На него по-прежнему смотрели два улыбающихся лица.
— Нет, это никуда не годится, — только и произнес он.
— Еще как годится, — сказал Шухов, пряча фотографию. — Эта карточка и мне по мозгам ударила. У Иванова папаша живой оказался. Глухой как пень. И кажется, немножко того, заговаривается. Я уж было совсем отчаялся. Папаша мне про сына толкует, а я слушаю да семейный альбом машинально перелистываю. Ну и вдруг наткнулся на эту фотографию. Смотрю и глазам не верю. На обратном пути в самолете сидел и все думал: в чем же тут фокус? В общих чертах уяснил, как развивались события. Кстати, коробку сохранили?
— Должно быть. А что?
— Как что? Это сейчас единственная вещь, которая поможет уличить убийцу. Его только с поличным можно брать. Улик-то у нас фактически нет. Да, чуть не забыл. Охрана дома ведется. Не сняли?
— Нет.
— Отлично.
— Но как? — простонал Кожохин. — Не могу я сообразить ничего. Когда же был убит Назаров? Ведь без четверти четыре он был жив…