Утром на поезд сели. Как сейчас помнит Назаров… Ровно в три часа тридцать семь минут…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Кожохин возвратился из командировки посвежевший, но невеселый. В ответ на молчаливый взгляд Шухова развел руками.
— Пустой номер, — сказал только, подсел к столу, вытащил из кармана пачку сигарет и принялся ее распечатывать.
— А конкретнее? — спросил Шухов.
— Текучесть кадров, — сказал Кожохин, закуривая. — За восемь лет там все переменилось. Покопался я в делах архивных, со старожилами потолковал. Не помнят в леспромхозе Назарова. Кое у кого, правда, фамилия на слуху. Но интересного мне почти не сообщили. Черт его знает: работал человек пятнадцать лет, а памяти никакой по себе не оставил.
— Значит, ничего?
— В документах — да. Показали мне там женщину одну. Любовь у нее вроде с Назаровым была. Побеседовал я с ней. Занятная была в молодости баба, заводная. Сейчас постарела, остепенилась. Замужем. Говорила сперва, что о Назарове ничего не знает. Это когда я к ней на квартиру пришел. А на другой день явилась в гостиницу — глаза любопытные, чувствую, мнется, спросить что-то хочет.
— Ну?
— Спросила: «Или убил кого Назаров?» Я вижу — разговор налаживается. «Да нет, — говорю, — его убили». Усмехнулась, покачала головой: «Добился, значит, Витя, заработал». Я ей: «Извините, уважаемая, загадочки для мужа оставьте, а тут дело серьезное». Потолковали мы этаким манером минут пять…
— Не тяни, — нетерпеливо бросил Шухов.
— Да что тянуть-то, — сказал Кожохин. — Она в чем-то подозревала Назарова. А в чем — сама не понимала. Ненастоящим он ей показался. Так и сказала: «Ненастоящий». Вот и разбирайся теперь. Поди гадай. Глаза, говорит, у него странные были. Жил не так. Не пил. Чудным ей, понимаешь, казалось, что он непьющий. Одним словом, таинственная женская логика. Пьет мужик — плохо. Не пьет — тоже нехорошо.
— Н-да. Про Иванова я тебя не спрашиваю.
— Не было там такого, — сказал Кожохин.
— Вот его анкета. Полюбуйся, — Шухов протянул листок через стол.
Кожохин прочитал, хмыкнул:
— Личность!
— Да. Заметь: из тюрьмы он вышел восемь лет назад. Раза четыре за свою жизнь привлекался за аферы. Сообразительная сволочь была. Последняя его проделка одна чего стоит.
— Это какая?
— Да вот. Писал письма родственникам умерших людей, требовал с них долги, которые будто бы покойники наделали. Суммы небольшие, а если все сложить, нахапал порядочно.
— Вот гад!
— После отсидки вернулся в Курск и восемь лет честно работал. Так, во всяком случае, считают. А на самом деле, как я выяснил, все эти годы искал Назарова. Нашел. Но добраться до него не сумел, смерть помешала.
— И кто-то другой прикончил Назарова, — сказал Кожохин.
— Можно предположить связь: Назаров — Иванов — икс-убийца, — продолжил свою мысль Шухов. — Я было подумал, что местью дело пахнет. А потом эту версию отбросил, занялся загадкой с разбитым аквариумом. Ты вовремя явился. Сегодня посмотрим, что из этого выйдет. Я жду Мокееву.
— Все-таки аквариум. Я, между прочим, тоже о нем думал. Да только без толку…
На окне стоял аквариум. Копия того, разбитого. Сквозь стекло были видны черно-красные рыбешки, сновавшие взад и вперед. Шухов остановился посреди комнаты рядом с Лизой Мокеевой. Кожохин наблюдал за ними от двери. Женщина неохотно переступила порог этого дома. Она похудела, осунулась за эти дни, выглядела усталой. Когда Шухов вызвал ее, Лиза Мокеева спросила:
— Вы еще не арестовали Эдика?
— Нет, — сказал Шухов.
Женщина в упор взглянула на него. В ее глазах читалось недоумение.
— Значит, не он? — с трудом выговорила она.
Шухов переложил папку с протоколами с правой половины стола на левую и встал.
— Мне уже надоело задавать вам один и тот же вопрос, — сказал он. — Но я его все-таки задаем еще раз. Почему вы вбили в голову, что муж следил за вами? Ведь вы не видели этого человека вблизи. Как вы могли узнать его в темноте? В три часа с минутами на указанном вами расстоянии даже хорошо знакомые люди не могут распознать друг друга. У вас особенное зрение, да?
— Он был моим мужем.
— Резонно, ничего не скажешь, — Шухов сунул в рот сигарету, зажег, ткнул спичку в пепельницу. — Да ведь на таком расстоянии видно только темное пятно. Смутное, расплывчатое пятно. Понимаете? Абсолютно никаких деталей. Столб это или человек, различить невозможно.