Выбрать главу

— Я говорил! — восторженно орал Ришар, размахивая руками. С одухотворенным диковатым лицом, на котором лежали багровые полыхающие блики, взлохмаченными волосами и порывистыми движениями, он был похож на сумасшедшего или шамана, исполняющего ритуальный танец. Владимир отметил это мимоходом, его захватило зрелище лавового котла.

Стоило лаве немного успокоиться, как поверхность ее начинала затягиваться серой эластичной пленкой, похожей на слоновью кожу. И вдруг эта открытая рана Земли начинала корчиться в судорогах, стонать и всхлипывать. Серая кожа морщилась, коробилась, пока наконец не лопалась, рассыпая из трещин золотистые раскаленные брызги, и с утробным хлюпающим звуком не тонула в бурлящем раскаленном вареве.

С трудом очнувшись от чар этого зрелища, Владимир поднял кинокамеру и начал снимать адский котел на пленку. В душе его волнами то поднимался, то опускался слепой страх, смешанный с восторгом и трепетом перед мощью природы.

— О-о! Смотри! — расслышал он вопль Ришара.

И правда, зрелище было поразительным. Лавовый котел притих, и серая кожа затянула его полностью. Теперь она не коробилась, а поднималась и опускалась целиком, точно котел глубоко, судорожно вздыхал, давая себе передышку и набираясь сил перед решительными действиями. Как-то вдруг Владимир с необычной остротой понял, что они слишком затянули игру с вулканом и что надо немедленно уходить. Ощущение опасности было настолько четким, что он не сделал даже попытки посоветоваться с Ришаром, а просто достал из кобуры ракетницу, собираясь дать серию зеленых ракет — условный сигнал сбора у глайдера. Но вулкан опередил его. Серая кожа, затягивавшая лаву, вдруг вздулась громадным пузырем, подобно тому как вздувается пенка над закипевшим молоком. Потом пузырь лопнул, и два потока раскаленной лавы хлынули через края котла.

4

Орбитальный лайнер приближался к берегам Африки, скоро на океане должны были всплыть верхушки ее гор, когда мужчина, мирно дремавший в кресле, открыл глаза и выпрямился. Цепко оглядевшись, он долгим взглядом проводил двух членов экипажа «Радуги», которые только что, обмениваясь короткими фразами, торопливо прошли мимо него. Еще раз оглядевшись, мужчина обратил внимание на девушку, стоявшую неподалеку и со сдержанным любопытством, исподтишка наблюдавшую за ним самим.

— Простите, — после легкого колебания обратился он к ней, — вы не расслышали, о чем говорили эти двое в форме? — Он кивком головы показал на удалявшихся членов экипажа.

Глаза девушки насмешливо прищурились.

— Я не имею обыкновения слушать разговоры посторонних людей, — отчеканила она, пользуясь, очевидно, случаем, чтобы хоть немного отомстить этому флегматичному лежебоке за вселенское равнодушие.

— Понимаю, — спокойно согласился мужчина, прямо глядя на нее внимательными серыми глазами, и с чуть уловимой властной настойчивостью повторил: — И все-таки они говорили достаточно громко. Мэйдэй, майский день. Или мне послышалось?

В глазах девушки отразилось любопытство.

— Да, он так и сказал: «мэйдэй». Я еще удивилась: почему майский, ведь уже июль, почему по-английски и почему о майском дне нужно говорить в таком озабоченном тоне?

Эту фразу она договорила растерянно и, так сказать, по инерции, потому что мужчина, не дослушав ее, поднялся с шезлонга, пробормотал: «Простите» и торопливо зашагал, почти побежал вслед за членами экипажа.

— Спящий изволил проснуться? — засмеялись стройные загорелые парни.

— Проснулся, — рассеянно подтвердила девушка и взглянула на парней. — Знаете, по-моему, случилось какое-то несчастье.

— Несчастье? — с недоверчивой улыбкой переспросил один из парней. — Какое? Где?

Не отвечая на его улыбку, девушка задумчиво покачала головой.

— Не знаю. Но случилось, я чувствую это.

5

Лава устремилась по склонам конуса двумя потоками: один справа, другой слева от того места, где стояли Владимир и Ришар. Когда оцепенение, вызванное неожиданностью, прошло, первым чувством, которое испытал Владимир, было удивление. Лава, казавшаяся в котле тихой, вязкой и тягучей, оказалась подвижной, как ртуть, и жидкой, как вода. Она не двигалась, не съезжала, а текла, катилась по склонам со скоростью стремительного горного потока, делая не менее двадцати километров в час. На ровном месте еще можно было попытаться от нее убежать, но здесь, в кальдере, среди лавовых натеков, обломков, и пустот, человек был обречен. Лава быстро бы настигла его и сожгла, воспламенила бы как смолистый факел. Владимир зримо представил свою участь, выплеснись лава в его сторону, и похолодел. Но вместе с тянущим уколом страха он почувствовал и безмерное облегчение. Ему повезло, и опасность миновала! Однако радость была недолгой — а как остальные?