Лицо Ивана отвердело.
— Так, — пробормотал он в раздумье и остро взглянул на командира лайнера. — Ну а вы-то, вы сами что-нибудь предпринимаете?
Командир выдержал этот взгляд и, пряча обиду, холодно ответил:
— Разумеется. Запросил посадку на старботе по месту бедствия. Жду решения.
Взгляд Ивана потеплел.
— Правильно, — одобрил он, — другого в этой ситуации не придумаешь. Сколько в резерве до отцепки?
— Порядка шести минут.
— Чего же на КП волынят?
На командном пункте словно услышали эту фразу: загорелась индикаторная лампочка связной станции, и суховатый голос главного диспетчера бесстрастно проговорил:
— «Радуга», я — «База-два». По месту бедствия условия высшей сложности. Вероятность успеха менее тридцати процентов. Запрещена посадка всем летательным аппаратам из космоса и мезосферы.
— Я — «Радуга», понял, — привычно ответил командир и, не удержавшись, зло добавил: — А ребята в кратере пусть пропадают?
— Не мелите ерунды! — сердито ответил главный диспетчер, тоже не удержавшись в официальных рамках. — Спасатели имеют группу реанимации. Вероятность успеха у них более семидесяти процентов. — И после легкой паузы холодно добавил: — С борта «Радуги» посадку запрещаю. Как поняли?
— Понял, запрещаете, — ответил командир лайнера.
Иначе он и не мог ответить на прямое приказание командного пункта.
10
Светлые прозрачные глаза Тора прямо смотрели на Владимира.
— Ты понял ситуацию?
— Да, — горько ответил Владимир и прикрыл глаза.
Спасатели опаздывают почти на полчаса. Значит, смерть.
Потом реанимация. И если немного повезет, воскрешение к новой жизни. Но сначала смерть в цепких когтях сернистых газов, которые будут раздирать легкие, мучительная смерть от недостатка кислорода, в судорогах кашля и рвоты. Владимир беспокойно пошевелился и открыл глаза:
— Тор, послушай.
Тор склонился к лицу товарища, чуть поморщившись от боли в сломанной ключице.
— Слушай, ведь при отравлении вероятность реанимации падает?
— Да, примерно вдвое.
Владимир размышлял, лицо его имело такое выражение, что Тор так и остался в неудобной позе, склонившись к его лицу.
— Торик, — Владимир нащупал руку товарища, — пойми меня правильно, Торик. Если смерть неизбежна, то глупо… и страшно умирать от газа. Ведь правда?
— Правда, — не сразу ответил Тор.
Владимир взглянул ему в глаза.
— Надо… ты врач, понимаешь?
Светлые глаза Тора смотрели бесстрастно.
— Понимаю.
Владимир облегченно передохнул.
— Кто на связи?
— Ришар и Инга. Если будет что-нибудь важное, Инга прибежит.
— Ну вот. Ты сделаешь это мне, Гаруну и себе. А Ришар и Инга, используя остатки кислорода, примут спасателей.
— Двоим кислорода не хватит, — жестко проговорил Тор.
— Ничего, они сами решат, как быть дальше. — Владимир зябко повел плечами. — А… как ты думаешь сделать это?
— Лучше всего самый простой и древний способ — вскрыть вены, — медленно проговорил Тор, — но это долго. Долго и… тяжело. Рациональнее всего инъекция леталина. Остановится сердце, вот и все. На всякий случай я приготовил все, что нужно.
— Хорошо, — после паузы согласился Владимир и беспокойно шевельнулся. — Не будем медлить. Начинай с меня.
Тор бережно положил свою большущую лапу на руку товарища.
— Надо подождать, Владимир. Командир «Радуги» запросил разрешения на посадку, хочет нас вывезти отсюда.
— На лайнере? — изумился Владимир.
— На старботе. Если ему разрешат, он успеет. Впритык, но успеет.
Владимир молчал секунд десять, а потом грустно сказал:
— Это безумие. На старботе, без обеспечения, приземлиться здесь невозможно. Не спорь, я сам пилот, знаю. К чему лишние жертвы? И мы сами во всем виноваты. Надо радировать, что мы отказываемся от такой помощи.
11
Почему диспетчеры часто бывают сухарями и формалистами? Работа делает их такими? Или, напротив, на диспетчерскую работу подбираются люди с таким характером?
Иван вздохнул. Хуже всего, что диспетчер прав. Посадка в кратер вулкана из космоса в условиях высшей сложности — никому не нужная игра в кошки-мышки с самой смертью. А семьдесят процентов успеха, несомненно, куда весомее тридцати. Почему же решение диспетчера вызывает протест? Что раздражает в нем? Может быть, то, что, сидя в удобном кресле, он безапелляционно и хладнокровно обрекает пять человек на верную смерть и последующее так или иначе проблематичное воскрешение? И, собственно, какое дело до всего этого ему, Ивану Лобову? Ведь он в отпуске, на отдыхе, а в Найроби его ждет Лена.