Денисов посмотрел на часы: в Деганово лучше было ехать сейчас, до дневного перерыва в движении электропоездов.
Дача встала из-за кустов, как только Илья свернул на тропинку.
Увидев ее, Илья забыл о своих злоключениях.
Да и о чем вспоминать? Как он выпросил промасленную телогрейку у дремавшего в столовой стропальщика? Как поехал в ГУМ за пальто?! Стропальщик — чудак, наотрез отказался взять деньги. Пальто Илья купил первое попавшееся, почти без примерки, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, на урне. Вспоминать было не о чем, только страх не проходил.
Между соснами мелькнула островерхая черепичная крыша. Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек.
Хозяин — уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике — вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто катался раньше на ржавевшем у сарая трехколесном велосипеде, ухаживал за гладиолусами в парниках. Во всем доме Илья не увидел ни единой женской вещи.
— Сколько этим соснам? — Илья встречался с хозяином дачи довольно часто, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.
— Лет сто — сто двадцать, — мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера, — я в сарай иду. Хотите со мной?
Из сарая они прошли в дом. Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал доски, показывал состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно показал он погреб, свел с крыльца и повел к гаражу.
— Мне казалось, что у вас нет ямы.
— Почему? Все как в настоящем гараже. Лучшие годы на него ухлопал… Свет включается с террасы.
— Верстаки с собой увезете?
— Что-то все равно останется. У вас нет машины?
— Пока нет.
— Ну и не надо.
— Меня беспокоит так называемый жучок. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.
— Пока не слышно.
— Там у вас тоже парники? — Илья показал в конец участка.
Хозяин дачи на секунду оживился.
— Цветы. Жена отличные гладиолусы разводила. Не интересуетесь?
— Это у меня еще впереди, — набирая полные туфли снега, Илья пошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.
«Так и просится сюда гамак, камышовые кресла, круглый стол…»
Много лет ему бередил душу транспарант из салона готового платья в Юрюзани. Илья мог с закрытыми глазами во всех деталях воспроизвести изображенный на нем уголок парка с модерновым киоском, людей, гуляющих по аллеям. Мужчины помоложе одеты в короткие пальто облегченных силуэтов, очерчивающих их изысканную мужественную красоту. На пожилых — они стояли группами позади киоска или сидели на длинных садовых скамейках — пальто было посолиднее, построже.
На переднем плане стоял спортивного вида манекенщик в надвинутой на лоб шляпе, с газетой и тростью. Зажав трость под мышкой, манекенщик смотрел поверх развернутого газетного листа на стройную женщину в мини-юбке, катившую навстречу элегантную детскую коляску. За ажурной оградой, сбоку, виднелась машина.
Илья был готов отдать многое за то, чтобы поменяться местами с манекенщиком, изображенном на транспаранте.
Женитьбу на женщине с приданым Илья отверг. Его тестем стал мужик-сибиряк. Тесть мог легко поставить и раскатать избу, вырубить топорище, пройти шестьдесят километров из Пызмаса в Соть за тракторными санями. Никто не мог бросить Илье упрек в том, что он женился ради денег.
Не деньги влекли его и потом, когда из райцентра он переехал с женой в Юрюзань, настоял на том, чтобы она поступила в иняз, стал готовиться к переезду в Москву. Ему хотелось того, что было изображено на транспаранте и виделось за ним.
Участковый инспектор — с «поплавком» гуманитарного вуза, в очках — вернул Денисова к действительности.
Участковый оперировал цифрами: площадь, население, промышленность. Но население Деганова было равно среднему областному центру — Костроме или Вологде, по промышленности давало фору отдельным зарубежным странам. По рождаемости держалось на уровне. Чувствовалось, что инспектор всем формам предупредительно-профилактической деятельности предпочитает публичные выступления.
Денисову не понравилось другое: если послушать участкового, получалось, что искать человека по приметам в Деганове — все равно что иголку в стогу сена. С этим Денисов не мог согласиться.
— Выходит, пусть преступление остается нераскрытым?!
— Я так не говорил. Я сказал, что в Деганове живет и работает более тысячи докторов и кандидатов наук, шестьдесят четыре тысячи специалистов с высшим и средним образованием, учителей, инженеров, врачей. Представляешь, сколько сотен, а то и тысяч моряков могут здесь жить и временно приезжать — на побывку, в гости… У тебя ведь нет данных, что он здесь прописан?
— Я вообще о нем ничего не знаю: младший лейтенант флота, и все!..
— Так ведь это знаешь чем отдает? Натпинкертоновщиной! — участковый обрадовался, найдя нужное слово. — Чувствуешь?
— Как, между прочим, с курткой штурмана? Преступника ищете?
— Ищем. Должен тебе, правда, сказать, что и этот преступник мог быть не из Деганова. Во-первых, у нас первая такая кража. Почерк, так сказать, новый…
Спорить, не располагая фактами, было бессмысленно, Денисов молча протянул руку.
— Поехал? — спросил участковый. — Ну давай. Я позвоню, если что будет.
Денисов вышел из кабинета.
Сразу за домами начиналось полотно железной дороги, дальше — пустырь, за которым тянулись дома. Преступник мог жить в той части Деганова, что ближе прилегала к железной дороге — иначе он пользовался бы автобусом или трамваем. Таким образом, район поиска заметно ограничивался.
Шлагбаум на переезде был закрыт, пропускали пассажирский состав. Денисов посмотрел на часы — донецкий шел без опоздания. Мелькнула дверь вагона-ресторана с поперечной планкой-ограждением, усатый повар, в колпаке, с оголенными по локоть руками, отдыхая, наблюдал строительный пейзаж.
«Сначала надо проверить «горячие точки» — винные отделы гастрономов, пивные палатки, потом адресоваться к сторожам, дворникам», — решил Денисов, но тут же изменил своему решению.
Проходная маленького заводика за переездом выходила окнами на дорогу. Припертая снизу дверь была приоткрыта — очевидно, для притока свежего воздуха. Денисов не стал искать ближайшую «горячую точку» и вошел в проходную.
— К кому? — пенсионного возраста вахтер сразу все понял, едва Денисов попросил разрешения позвонить. — С Петровки? Или из райотдела? Что-то я тебя не знаю.
— Из «Тридцатки».
Московское управление транспортной милиции размещалось в доме тридцать по улице Чкалова.
— Ясно. Сейчас в бюро пропусков положат трубку, и звони. У нас с ними параллельный.
Звонить Денисову было некому, он набрал номер своего кабинета, как и рассчитывал, никто не ответил.
— Не отвечает, придется подождать.
Вахтер сам начал разговор.
— Работы под самую завязку? Это знакомо. Все бегает молодежь, все шебуршит! Потому что жизнь не понимает!
— Не так легко понять.
— А чего нелегко? Делай как все вокруг делают!
— Так-то так.
— Я вот тоже шебуршился: на работе не выдвигают, девчонка тройки носит, жена шумит. А как хирург пол желудка отхватил, так сразу все в норму пришло… Ты здесь ищешь кого или между прочим?
— Бывает здесь один моряк, младший лейтенант.
— Живет здесь или как?
— Этого не знаю.
— Так разве найдешь?! Вон здесь сколько домов.
Для приличия Денисов еще раз набрал тот же номер.
— Капитан Колыхалова слушает! — раздалось в трубке, за эти двое суток он совсем забыл о существовании ККК.
Денисов положил трубку.
— Куда бы тебя адресовать? — вахтер снял со стены висевшие на гвозде какие-то форменные бумажки. — Вот что! Сходи-ка ты сначала в общежитие техникума. Народ там — ух! Идут вечером, волоса распустят, поют — смотреть страшно. С них и начни!