— Там тоже никого нет? — Илья заглянул в комнату.
Она казалась темной, сплошь заставленной мебелью. На спинках стульев, диванов, на дверях встроенных шкафов висели кофты и куртки, почти все старые и поношенные. По углам валялись мужские и женские туфли. Такой же развал царил во всей квартире, словно все многочисленные шкафы, шкафчики, ящики, серванты и подсерванты выдвигались лишь в одном направлении — наружу, а не внутрь.
— Вот так вы живете? — спросил Илья.
Хозяин квартиры будто ждал этих слов, он сразу успокоился, поставил портфель на стол, неожиданно угодливо, по-кошачьи выгнул спину.
— Здесь моя сестра живет. Сейчас она в больнице. Хотите выпить?
— Не пью, спасибо.
— Тогда я сам, извините. Я ведь подумал, что вы из милиции.
— Не служу. Дружинником, впрочем, был.
— Уважаю дружину, — вставил Рыжий.
— Здесь можно снять пальто?
— Разрешите, я повешу. Такой беспорядок. У сестры все руки не доходили. Должен сказать, вы меня здорово выследили. Гениально, — он несколько раз подходил к серванту, прикладывался. — По этому случаю не мешает и увеличить дозу. Талантливо. Садитесь на диван, там чисто.
Илья присел на край дивана, потянулся в карман за сигаретами.
— Курите, — Рыжий зажег спичку и поднес Илье. Выпив, он стал разговорчивым и внимательным, несколько раз Илья замечал на себе его сосредоточенный взгляд. — Как вас отец с матерью ругали? Извините, если не так выразился…
— Ильей. По деду. Илья Александрович.
— Ну а я Капитан, — он улыбнулся, — в детстве, говорят, носил матроску, ну и пошло с тех пор. На всю жизнь море, Одесса.
— Плавали?
— Всякое бывало, — Капитан встал, нашел в углу за сервантом непочатую бутылку «Старки», ловко раскупорил зубами и налил себе больше половины стакана, — теперь вот на мели… То, что вы сегодня видели, так, случайность. На рюмку водки, пачку сигарет.
— А если поймают? Потерпевшие, например…
— Извинюсь! Принимаю, мол, товарищи, ваше негодование как заслуженное. Но поймите и вы меня: родных у меня никого нет, кроме больной сестры. Всю жизнь скитаюсь под влиянием многих обстоятельств, так что пенсию не заработал, — Капитан не спускал с Ильи внимательных глаз, — а заработал одни пороки. Веду краховыйобраз жизни, хотя в свое время, говорят, подавал надежды, — он снова выпил, — самостоятельно теперь уже ни на что не способен. Даже на воровство. Я и про щелчки эти узнал от других: примитивно, но довольно тонко.
— Тонко?! — Илья засмеялся. — Это тонко?! А если вас научить открывать ячейки, не подслушивая и не подсматривая?!
— Это невозможно.
— Определенные ячейки.
— Не понимаю.
Илья встал, прошелся по комнате, заглянул в окно. В чахлом скверике у магазина о чем-то спорили грузчики, ниже, на путях, вытянулись в нитку белоснежные вагоны-рефрижераторы. В доме было тихо.
Илья иногда думал о единственном шансе, оказавшемся в его распоряжении. Этот шанс представлял возможность отыграть в жизни все: большой хозяйский дом, машину, комфорт, даже диплом. Все, что обещал тестю, когда уговаривал не мешать их счастью; чем бредил сам и смог увлечь жену.
— Есть способ. Простой, как все гениальное. Я даже хотел письмо написать. Главному конструктору.
— И написали?!
Илья пожал плечами.
Капитан приблизился. В одной, руке он держал бутылку «Старки», в другой — стакан.
— Я сам был таким: благородный порыв, инициатива и прочее. Слушайте, Илья! — он хотел что-то сказать, но вдруг понял, что Илью не придется уговаривать.
— Какая минута! — Капитан неожиданно прослезился, побежал на кухню, вымыл Илье стакан. — Думаете, мне нравится эта жизнь, Илья? «Есть у моря свои законы, есть у моря свои повадки». Читали? Прекрасные стихи поэта Григория Поженяна. «Море может быть то зеленым, то с белым гребнем на резкой складке…» Мечтаю накопить денег и уехать в Одессу. Пейте, за это вы обязаны выпить!
— Копить деньги?! Красть, извините, старье?! — Илья залпом выпил и отстранил руку Капитана, подававшего ему кусок огурца. — Кота в мешке?! Нет! Если уж брать, то крупно!
— «Волгу», Илья Александрович, в ячейку никто не поставит! То есть я имею в виду в первую попавшуюся ячейку…
— Тогда надо поискать в другой, в десятой!
— Преклоняюсь перед масштабами! Это совершенно искрение! Но как открыть другую, третью?!
Илья чувствовал, что перед ним проходимец значительно порочнее, чем кажется с первого взгляда, проходимец крупный, предприимчивый, бесстрашный, такой, какой теперь требовался Илье.
— Только я зря с вами разговорился! Вы же пьете!
— Пил! Заметьте: пил! Эта стопка последняя. Командуйте! Вы капитан. Что я обязан делать?
— У вас есть знакомства на вокзалах? В камерах хранения?
— Найдутся. Вообще-то масса полезных знакомств, особенно на площади трех вокзалов.
Илья почувствовал вдруг странный прилив энергии.
— Сначала надо все обдумать. Переночевать мне, наверное, придется здесь.
— Что за вопрос? «Море может быть в час заката…» Пожалуйста. «…просто светлым и просто синим, чуть колышимым легким бризом…»
Хмелея, Капитан становился все сердечнее, болтливее, жаловался на сестру, читал стихи, его тянуло ко сну, но он крепился.
Илья хорошо рассмотрел его хрящеватый нос, порозовевшие щеки, небольшие, но довольно красивые темные брови. У Ильи было такое чувство, будто он близко к глазам поднес стрекозу или кузнечика и неожиданно обнаружил перед собой сложное живое существо.
— Вы не представляете, Илья Александрович, каким я был одиноким…
Он положил голову на край заставленного немытой посудой стола, вздохнул и перед тем, как заснуть, вдруг посмотрел на Илью так отчетливо-трезво, что Илья даже усомнился: не разыгрывают ли его. Но Капитан уже спал, жуя и причмокивая во сне.
«И такой вот человечек решается плыть против течения, устанавливает для себя законы существования. А я не решался! Грош была мне цена!»
Из кухонного окна открывается вид на старый кирпичный заводик. Он был пуст, хотя во всех его разбросанных по двору помещениях что-то парило. Белые дымы рассеивались по крышам подсобных помещений, На высокой заснеженной насыпи беззвучно — из-за плотно проконопаченной рамы — работал экскаватор. Комки песка скатывались с насыпи к скучному, растянувшемуся на целый квартал забору, обсаженному осенними саженцами. Голодный бродячий пес обнюхивал чахлые деревца. Он не спешил, строил маршрут дня в зависимости от обстоятельств.
«Деньги, какие у меня остались, надо отослать домой. Оставить только в обрез. Сжечь мосты, чтобы некуда было отступать. Жене можно написать, что заработал на переводах и аннотациях. И еще: начать надо в другом городе — в Баку или Киеве. Москву оставить напоследок».
ВСЕМ, ВСЕМ. 31 ДЕКАБРЯ ПРИМЕРНО В 21 ЧАС СОВЕРШЕНА КРАЖА ВЕЩЕЙ ИЗ ЯЧЕЙКИ АВТОМАТИЧЕСКОЙ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ. В ЧИСЛЕ ПОХИЩЕННОГО — ХРУСТАЛЬНАЯ ВАЗА, БАККАРА В СЕРЕБРЕ В ВИДЕ ЧАШИ, ЗАКУСОЧНЫЙ ПРИБОР СЕРЕБРЯНЫЙ НА ВОСЕМЬ ПРЕДМЕТОВ, КИНОКАМЕРА «КВАРЦ», НОМЕР УТОЧНЯЕТСЯ, ФЛАКОН ФРАНЦУЗСКИХ ДУХОВ «ЛЕ ТАЛОН» С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ПАРУСНОГО СУДНА НА ЭТИКЕТКЕ, ДЕНЬГИ В СУММЕ…
ПРОШУ ПРИНЯТЬ МЕРЫ РОЗЫСКА ПРЕСТУПНИКОВ И ПОХИЩЕННОГО.
Следователь и эксперт уже заканчивали составлять протокол осмотра, когда в отсеке камеры хранения появился старший инспектор Блохин. Он был не один: позади держались двое высоких мужчин, похожих друг на друга, — отец с сыном.
— Кажется, еще кража, — не поздоровавшись, объявил Денисову Блохин. — Ну и подежурили мы. Наверное, по благодарности отхватим! — Он снял очки, протер стекло и пристально посмотрел на Денисова. — Тоже набрали шифр, а ячейка не открывается.
Денисов отвел взгляд: Блохин любил смотреть в глаза и мог «пересмотреть» кого угодно.