Тогда было решено перейти к следующей стадии установления Контакта. В ней заключалась известная доля риска, но она была ничтожно мала — вряд ли обитатели открытой планеты, если им вздумается проявить агрессивные намерения, смогут, исходя из полученных сведений, определить район галактики, в котором находилась родная планета астронавтов.
И Май начал мысленно рассказывать братьям по Разуму о себе и о своем народе.
Напрягая волю и мозг, стараясь быть предельно четким, последовательным и логичным, он мысленно рисовал сегодняшний день мира Гармонии. Приспосабливаясь к обстановке, Разведчик заботился о том, чтобы его повествование складывалось, как мозаичный рисунок, из отдельных законченных фрагментов — словно книга из глав, сказали бы мы. Такой метод позволял «слушателям» неизменно подтверждать факт получения информации ответными изображениями, со скрупулезной последовательностью возникающими на экране капсулы.
Май рисовал в воображении родной город, возрожденный из руин Великой, или Кровавой, войны: прекрасные в своей неповторимости, но предельно рациональные по конструкторскому решению дворцы жилых кварталов, утопающих в зелени лесов; сферические громады подземных пещер-заводов; строгую четкость движения экипажей в напряженные часы деловой половины дня и праздничную раскованность толпы, отдыхающей в аллеях лесопарков; стерильную голубизну операционных, где достигшие предела отпущенных природой норм существования обретали новую жизнь, и ликующую полнокровную сумятицу на трибунах стадионов в дни больших состязаний. Он рассказывал о торжестве Разума, воплощенном в мудрой гармонии мыслящего существа с природой — деревьями и животными, о законах высшей справедливости, когда каждый получает от Общества желаемое, ибо стремления его разумны и здоровы, и главное среди них — потребность создавать блага для того же самого общества. Май вдохновенно чеканил язык своих мыслей, спеша поведать обретенным братьям обо всем, чего достигли наука, искусство, техника его далекой родины.
И все, о чем мысленно рассказывал Разведчик, с безукоризненной точностью возвращалось к нему в виде изображений на экране.
Май был счастлив: инопланетный мир их понимал! С правильной периодичностью капсула приближалась к черте, за которой прекращалась визуальная, а по всей вероятности, и электромагнитная связь с планетой, потому что между ними оказывался ее единственный спутник. С корабля поступала команда на отключение мыслеизлучателя, и Разведчик неохотно переходил к отдыху, чтобы, проснувшись, с нетерпением ждать нового цикла связи.
Однажды же связь прекратилась в самой середине передачи, и Май сразу догадался, в чем дело. Увлекшись рассказом, весь во власти желания как можно скорее донести до обитателей другого мира свое нетерпение, стремление очутиться наконец на их земле, чтобы можно было приблизить глаза к глазам и ощутить в руке тепло братской руки, он принялся рисовать картины уже не настоящего, а будущего своей планеты.
Связь прервалась, и капитан строго проговорил:
— В тебе опять проснулся художник, Май, но сейчас ты решаешь задачу Разведчика. Не забывай об этом.
Голос Фирна прозвучал холодно, и Май внутренне похолодел. По существу, это была угроза. Экзаменаторы-машины отвергли его кандидатуру именно потому, что учуяли, как властно заявляет о себе художник в сердце Мая.
Излучатель заработал вновь, и Разведчик неловко попытался объяснить им, что произошло недоразумение. Некоторое время экран был чист. Потом по нему пробежала легкая рябь, как на воде в нашем пруду, когда задует легкий ветерок. Рябь улеглась, и на экране родилось изображение лица. Маю было достаточно одного взгляда, чтобы сообразить: это лицо человека из другого мира, хотя оно ничем существенным не отличалось от лиц его соотечественников, причем принадлежало девушке, к тому же очень красивой. Секунду дочь чужой планеты смотрела ему прямо в глаза, потом улыбнулась и исчезла. Затем все пошло как обычно, но Разведчик мог бы поклясться, что его поняли и не осуждают за ошибку.
Тогда-то он и нарушил в первый и в последний раз Инструкцию, не сообщив на командный пункт о промелькнувшем на экране мимолетном чудесном видении. Собственно, это, пожалуй, нельзя было назвать нарушением: вполне могло оказаться, что лицо просто померещилось ему в результате переутомления. Май добросовестно продолжал свои передачи, и у него совсем не оставалось времени даже мысленно вернуться к случившемуся. Только его нетерпеливое желание очутиться в таинственном мире стало еще сильнее.
Между тем главное было очень плохо, хотя Май и остальные члены экспедиции долго об этом не догадывались. Не догадывался даже Фирн, так как именно он разрешил Разведчику после шестого цикла связи предпринять попытку вступить в непосредственный Контакт с чужой планетой.
Они рассуждали с безупречной логичностью. Обитатели другого мира знали об экспедиции главное: она пришла с миром. Этот тезис Май повторял в каждом цикле с особой добросовестностью, и недоразумений здесь быть не могло.
Поэтому после короткого инструктажа Разведчик направил капсулу к планете, общий язык с обитателями которой был уже, как он считал, найден.
Но планета его не приняла.
Капсула уже вошла в сферу ее притяжения, Май выключил двигатели — и в ту же секунду обнаружил существование Брони.
Серия настойчивых и в равной степени безрезультатных попыток приблизиться к поверхности планеты с предельной убедительностью подтвердила первую догадку: да, чужой мир окружил себя защитным полем, вскоре и получившим на экстренном совещании экспедиции наименование Брони.
На том же совещании, проходившем в обстановке, чрезвычайно тягостной и полной разочарования, выяснилось пресловутое печальное обстоятельство, которого никто до сих пор не замечал. С несомненной готовностью принимая информацию Мая и аккуратнейшим образом подтверждая ее получение, обитатели другого мира ровно ничего не сообщали о себе. Правда, достаточно красноречивым был факт того, что они решили в самом начале Контакта простейшую алгебраическую задачу, предложенную им Разведчиком. Но это ни о чем не говорило, потому что еще раньше они подтвердили свою способность принимать и расшифровывать мыслеизлучения — куда более веское доказательство весьма высокого уровня развития. Что же касается лица на экране, то теперь Май, особенно остро переживавший неудачу, окончательно уверовал в его иллюзорность.
Совещание было долгим и невеселым. Его результатом и явилось решение предпринять последнюю попытку — еще три витка по орбите спутника, куда, обнаружив Броню, вернул Разведчик свою капсулу; если обитатели этого таинственного мира, замкнувшегося в себе, сами не выкажут стремления установить с пришельцами Контакт, значит, он не удался. Экспедиция покинет пределы Системы — таково требование Устава.
Подходила к концу ночь. Приближалось время второго, предпоследнего цикла связи с планетой.
Май открыл глаза и вопреки обыкновению не сразу включился в действительность. Слишком сильны и глубоки были его сны, потому что Май был рожден художником.
Он сделал над собой усилие, вновь стал Разведчиком, взглянул на экран и замер.
Черная выжженная пустошь была перед ним, кривилось обугленной рукой уцелевшее деревце, стояла на пороге разрушенного дома мать, и ее сухие губы беззвучно кричали: «Нет!». Потом она медленно отняла от лица руки, обхватила голову подростка, в котором Разведчик узнал себя.
Он явственно ощутил тонкий аромат фиалок и, не помня себя, ударил по клавише связи с кораблем.
— Капитан, — закричал Май, — капитан!
— Спокойно, мальчик, — отчетливо сказал ровный голос Фирна. Он звучал слишком ровно, и от этого у Мая почему-то запершило в горле.
— Капитан, — хрипло произнес он и, откашлявшись, продолжал звонко и радостно: — Они говорят со мной, хотя я… я просто видел это во сне…