Нам не пришлось долго ждать, чтобы узнать о выбранном им пути.
Взглянув мельком вниз, на морской берег, я заметил, что один из прочесывающих, шедший чуть пониже Эдди, постепенно отстает. Машинально пересчитав идущих, я отметил, что этот отставший — четвертый человек между мной и морем, и подумал, что, вероятно, его прислали, чтобы усилить нашу группу. Несколько раньше там было всего трое, кроме меня и Эдди: полицейский, еще один негр и отдыхающий из отеля, вызвавшийся в помощники. Этот четвертый шел все медленнее и медленнее. Я махнул ему рукой, приказывая прибавить шагу и выпрямить цепь. В ответ он тоже махнул и, как мне показалось, зашагал быстрее. Потом его скрыла скала, а когда я оглянулся в следующий раз, четвертого уже нигде не было.
— Эдди! — нетерпеливо крикнул я и остановился, чувствуя, как все у меня внутри оборвалось… — Эдди, где тот, что шел ниже тебя?
— Все там, хозяин, — явно удивленно ответил негр, махнув рукой в сторону морского берега.
— Сколько их там?
— Трое, хозяин.
— А минуту назад их было четверо.
— Ай-ай! — Он прикрыл рукой рот, что означало испуг. И дрожащим голосом повторил: — Их было четверо!
Я резко повернулся и побежал к связисту с переносной рацией. Карабкаясь по склону, задыхаясь, я не переставал все же восхищаться находчивостью, и хитростью Мартина. Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Он проскользнул сквозь наше оцепление, используя классический прием прячущегося от противника «коммандос»: растворился на местности, делал то же, что делали все. Он использовал первую же возможность скрыться, исчезнуть. Мартин Убийца находился в цепи прочесывающих достаточно времени, чтобы к нему привыкли, а потом растаял в камнях.
Задыхаясь от тяжелого подъема, я взобрался на вершину холма и вырвал из рук связиста микрофон. Мне сразу ответил Ван Виллинген.
— Он прорвался! Я уверен в этом. Он сейчас позади цепи! — закричал я.
Ван Виллинген, оставшийся в конце перешейка, крепко выругался:
— Я же здесь почти один!
— Растяните своих людей в цепь! Я сейчас же поверну своих!
— Но что случилось?
— Расскажу потом. Все.
Обратно мы шли быстрее. Возле самого перешейка я увидел картину, от которой у меня отлегло на сердце. Дюжина человек перекрывала узкое горло перешейка, и каждый из них видел другого.
— После сообщения прибыло еще несколько моих парней. Нам повезло. Он не мог проскользнуть. Так что же произошло?
Я объяснил тактический прием, использованный Мартином. Пока я рассказывал, лицо сержанта хранило ядовито-ироническое выражение.
— Неужели вы его не заметили? — раздраженно спросил он, когда я кончил.
— Нет, конечно… Разве вы не понимаете: он шел вместе со всеми с того момента, как его заметили. Став частью общей картины, он улизнул.
— Ну, здесь-то он не мог проскользнуть, — повторил полицейский, окидывая взглядом окрестности. — Времени у него на это не было. Вы, наверное, снова прошли мимо него.
— И не мудрено: кругом столько пещер.
— Что ж, рисковать больше не будем… Мы запечатаем полуостров так, что никто отсюда не уйдет. Не возражаю, если придется так ждать целый год. — Голос его был угрюмым и решительным. — Если мы плотно запечатаем перешеек, с Робберга ему не уйти. Единственный путь — по суше, а выплыть отсюда нельзя из-за акул. Остается только подождать.
Я покинул Робберг около семи вечера. На землю спускались сумерки. Оставаться там не было смысла. Ван Виллинген, вернув всех людей с полуострова, плотно закупорил перешеек и практически взял под контроль каждый ярд. Едва ли в данной ситуации я мог оказать ему большую помощь, чем здоровенные местные полицейские с фонарями и тяжелыми дубинками из железного дерева. Кроме того, мне хотелось домой, какой бы прием там меня ни ожидал.
По пути домой я все время возвращался к словам Ван Виллингена о том, что Мартин не сможет выплыть с полуострова. Они меня почему-то тревожили… Никак я не мог понять почему. Опять звенел в голове колокольчик тревоги. Снова напоминал о прошлом. Но о чем именно?.. Никак не вспомнить.
Что же?.. Что-то связанное с опасностью, с побегом, с решением какой-то задачи… Из головы не выходила плывущая вдоль самого берега Циндарелла… А возможно, и были… Подходя к дому, я отказался от попытки немедленно разобраться в этой головоломке. Я предчувствовал, что мне предстоит иметь дело с еще одной — с Хелен.
Женщины загадочны, непонятны, восхитительны. Никогда до этого вечера я не получал большего доказательства этой формулы.