— Костя, теперь ты уйдешь от меня?
Логов остановился. Повернулся к жене. Алена сидела в углу у торшера, похожего на диковинное растение, — прикрепленные к ножке торшера овальные полочки, торчавшие в разные стороны, напоминали листья. Как приготовившаяся к прыжку тропическая лягушка-голиаф, чернел на одной из полочек телефон. Свет неровными мелкими квадратами падал на заплаканное лицо Алены сквозь бамбуковый плетеный абажур.
— Костя, ведь нас связывают пятнадцать лет жизни!
— О чем ты? — Логов пожал плечами. — Неужели не понимаешь, что нанесла удар в спину. И какой жестокий удар! А волнует тебя только одно — уйду я или нет. Не о том, совсем не о том надо думать в создавшемся положении…
Ковбои на телеэкране прекратили стрельбу, вместо них появилась популярная певица, и чуть слышно полилась песенка о несчастной любви — в этой стране о счастливой любви почему-то не пели.
— Да, нас связывают пятнадцать лет. — Логов остановился перед Аленой. — Но ты уже не такая, какой была пятнадцать, да что пятнадцать — пять лет назад! Я замечал — ты становишься другой, меняешься, меняешься в плохую сторону, и ничего не предпринял, чтоб исправить тебя. И вот предательство. Понимаешь — предательство!
— Нет, Костя, нет! — Рыдания мешали Алене говорить. — Это не предательство. Поверь, сначала была просто глупость, обыкновенная глупость. Потом… Потом я испугалась. Испугалась твоего гнева. Это как страшный сон, когда хочешь проснуться и не можешь. — Алена уткнулась в платок и заплакала еще горше.
Логов смотрел на вздрагивавшие плечи жены, на волосы, сзади забранные вверх и вьющиеся на затылке мягкими, нежными колечками. И продолжил без прежней жесткости:
— Перестань, успокойся. — Он положил руку на плечо жены. — Пока мне еще не все ясно. Давай восстановим мельчайшие детали. Ты должна помочь разобраться. Слышишь?
Алена подняла голову.
— Да, хорошо… — Губы ее дрожали.
— Расскажи, как это было. С самого начала.
Срывающимся голосом, с трудом выговаривая слова, Алена начала:
— Это было так…
Виктор Свэ немного подумал, оценивая фразы Алены, и ответил:
— Нет, нет, миссис Логова. В понятие «экзотика» мы, азиаты, вкладываем совсем иной смысл. И это естественно. Для вас экзотика — это пальмы, обезьяны, пагоды. Для нас — русский снег и лондонские туманы. Для меня белая женщина, если желаете, тоже экзотика.
Виктор Свэ — преподаватель местного языка — устроился, как всегда, в широком кожаном кресле у низкого столика, на котором стояли массивная керамическая пепельница, коробка для сигарет, инкрустированная перламутром, и огромная, тоже керамическая зажигалка в виде головы папуаса. Сборник грамматических правил и учебных текстов Свэ положил рядом с собой, но ни он, ни Алена почти не заглядывали в него — заниматься по учебнику им было скучно, тем более что Алена усвоила уже довольно много слов и теперь, по выражению Свэ, «развязывала» язык. Поэтому уроки превратились в непринужденные беседы на самые разные темы, усложнявшиеся от занятия к занятию. Виктор Свэ поправлял Алену, если она ошибалась, подсказывал ей слова, которых она не знала.
— Наверное, вы правы, мистер Свэ. Экзотика — это, конечно, нечто необычное. Но достаточно прожить год-два в тропиках, и невольно привыкаешь к окружающему. Оно перестает быть экзотичным и, стало быть, волнующим.
Алена тщательно строила фразы, искала наиболее точные обороты и по одобрительному взгляду Свэ понимала, что говорит правильно.
— А вы бывали на петушиных боях?
Ожидая ответа, Свэ наклонил седую, с ровным пробором голову.
— Нет. Это интересно?
Алена удобней устроилась на стуле, догадываясь, что сейчас последует занимательная история.
Смуглое лицо Свэ оживилось, стянутые на лбу искривленные и глубокие морщины разгладились, черные, почти без белков раскосые глаза азартно заблестели. Свэ достал из коробки сигарету, высек огонь, нажав на нижнюю челюсть папуаса, прикурил от пламени, вырвавшегося из разинутого керамического рта, и, откинувшись на спинку кресла, начал:
— Прелюбопытнейшее зрелище, поверьте старому игроку! — Он умолк на минуту и с мягкой требовательностью произнес: — Будьте внимательны, все потом повторите мне. — Он затянулся сигаретой, выпустил изо рта тонкой струйкой дым и продолжал: — Так вот, петухам отводится специальная площадка — метров восемь квадратных. Вокруг ставятся скамьи для почетных гостей, сзади толпятся зрители попроще. Петухи дерутся пять раундов по десять минут. Но бой может кончиться и раньше в зависимости от бойцовских качеств противников. — Свэ искоса взглянул на Алену. — Вникайте, прошу, в то, как я строю фразы.