Когда Цеури ушла, он виновато посмотрел на Андрея Аверьяновича и развел руками.
— Странно вела себя свидетельница. Может быть, вас стеснялась?
Андрей Аверьянович усмехнулся.
— Непохоже.
На площадке заработал мотор. Андрей Аверьянович посмотрел в окно. В кузов «газика» садилась Цеури, вслед за ней рядом с шофером опять сел парень в серой сванке.
— Кто это ездил за ней, — спросил Андрей Аверьянович, — не шофер, а другой, в круглой шапочке?
— Это Леван Чихладзе.
— Тот самый, которого убитый брал за грудки?
— Да, да, тот самый.
Андрей Аверьянович вспомнил свидетельство старика Чхумлиани, приходившего на площадку перед сельсоветом со своим чуниром. Старик показал, что вскоре после того, как ушли Давид и Алмацкир, он тоже отправился домой. Чихладзе провожал его до самого дома и пробыл у него допоздна: ловили свинью, вырвавшуюся из загона, потом, водворив ее на место, выпили по стаканчику-другому араки. Расстались около полуночи. Алиби. Не мог Чихладзе быть в двух местах одновременно.
— Свидетель Чхумлиани не мог чего-нибудь забыть, напутать? — спросил Андрей Аверьянович.
— Насчет чего напутать?
— Во времени не мог ли ошибиться? Не ушел ли от него Чихладзе раньше, чем он показывает?
— Нет, не думаю. Чхумлиани старик еще очень крепкий, он нам с вами сто очков вперед даст. И память у него ясная, и зубы все целы, и жена почти вдвое моложе его. Он все помнит, ничего не спутает… А почему вы это спрашиваете?
— Чихладзе мне не нравится, — откровенно признался Андрей Аверьянович.
— Вах, мы с вами юристы, — следователь снисходительно усмехнулся, — понимаем, что «нравится — не нравится» к делу не подошьешь. Мне он тоже не понравился, на допросе держался нагло, дерзил, но у него алиби. Не только старик Чхумлиани, но и его жена подтвердила, что Чихладзе был у них: пришел вместе с ее мужем, ушел поздно.
— М-да, — Андрей Аверьянович вздохнул, — вы, конечно, правы.
Обедать отправились к Николозу Цихели. Старый друг Васо, альпинист и горнолыжник, Николоз добрый десяток лет руководил туризмом в горном районе, а сейчас ушел на покой и жил в этом селении, перестроив на современный лад родительский дом.
— До обеда я хотел бы побывать на том месте, где случилось убийство, — сказал Андрей Аверьянович.
— Это недалеко от моего дома, если хотите, поедем все вместе, — предложил Николоз.
Забрались в «газик» и поехали. Через реку по деревянному мосту, к верхнему селению и сквозь него по узким горбатым улочкам, мимо старых, сложенных из темного камня домов и стен, мимо башен, которые возвышались над этими домами и стенами. В одном месте машина прошла под каменной аркой, служившей основанием для башни, в другом едва протиснулась в кривом переулке. Рядом, вокруг было материализованное средневековье, его можно было и видеть и осязать, в него можно было войти.
И в самом деле, навстречу машине из-за поворота вышли два массивных вола. Черные, с белыми пятнами на широкой груди, они неспешно переставляли ноги, таща сани с хворостом. Рядом с санями шел старик, обутый в мягкие ичиги и в шерстяные носки. Разминулись с трудом.
— Летом на санях? — удивился Андрей Аверьянович.
— На крутых склонах колесо бесполезно, — ответил Николоз. — Наш район до тридцать седьмого года вообще не знал колеса: колесной дороги к нам не было… Возьми влево, — подсказал он сидевшему за рулем Фидо, — и останови возле разрушенной башни.
Машина остановилась, и пассажиры вышли. Это был последний дом селения и последняя башня — дальше дорога шла через перегороженные плетнями огороды и поля и поднималась в горы. Башня стояла на отшибе, сама по себе, и была наполовину разрушена — будто кто-то огромным мечом рассек ее наискось от вершины до нижнего окна-бойницы, так что открылось внутреннее строение. Было в ней три этажа, из нижнего в верхний можно было попасть через люк по приставной лестнице: влез и втащил за собой лестницу. Выдерживая осаду, укрываясь от врагов, тут жили неделями. Отстреливались через окна-бойницы, с тоской глядели на окрестные горы, на крыши родного селения. Нет, неуютно и тревожно жилось тут людям в средние века. Да и не только в средние. В семидесятые годы прошлого столетия войска царского наместника на Кавказе пришли сюда, чтобы покарать горцев за неповиновение. Башни вновь превратились в крепости. Войска наместника сожгли, разрушили несколько селений, взорвали десяток башен, но сломить вольнолюбивый дух горцев не смогли…
— Пойдемте, я покажу, где это было, — прервал размышления Андрея Аверьяновича следователь.